Тимофей Костин - Науфрагум. Дилогия
Прямо перед моим лицом оказались потемневшие, полные смятения зеленые глаза Алисы. Ее крепко держали за руки Цирцея и Элиза, чтобы не сбежала. Тоже слегка покраснев, они отводили взгляды. Из-за их спин, прижав ладонь ко рту, расширенными глазами смотрела Маркетта. Повисло неловкое молчание.
- С-справедливость восторжествовала!.. - заявила, наконец, Цирцея, выпуская Алису. - Простите, Золтан, но мы решили, что место у рампы по праву принадлежит главной виновнице происшествия.
- Подруги, называется!.. - со слезами в голосе воскликнула Алиса, вырываясь из их рук. Потом пронзила меня яростным взглядом. - А ты... ты...
Звонкая пощечина заставила меня отшатнуться. Треск раскатился окрест, заставив головы за соседними столиками синхронно повернуться в нашу сторону. Алиса, закрыв лицо руками, бросилась бежать, не разбирая дороги.
Попавшаяся ей на пути невысокая девушка в круглых очках, с темно-каштановыми волосами, заплетенными в растрепанную косу - эталонная отличница с виду - испуганно шарахнулась в сторону, споткнулась, неуклюже попыталась опереться рукой на наш столик, чтобы удержаться на ногах... и вылила весь остывший кофе из многострадального кофейника на китоновское форменное платье. На этот раз без остатка.
- Ой!.. - студентка приземлилась на пол, довольно сильно ударившись. Ресницы за круглыми стеклышками очков мгновенно набухли слезами.
Потирая горящую щеку левой рукой, я шагнул вперед и машинально-вежливо подал руку несчастной, подняв ее на ноги. Но глаза мои невольно возвращались к зарослям рододендронов, за которыми скрылась Алиса.
Ошеломление все не проходило.
Нет, конечно, умом я понимал, что верной подруге детства уже исполнилось девятнадцать лет. Но, говоря искренне, был совершенно неспособен воспринимать ее как-то иначе, чем тощую конопатую пацанку с растрепанным нимбом огненно-рыжих волос в сандалиях на босу ногу и коротких штанишках - точно таких же, что я сам носил пяти лет от роду. Образ заливисто хохочущей Алиски - вниз головой повисшей на яблоневой ветке рядом со мной, шлепающей босиком по ручью или увлеченно швыряющей в меня репейниками - снова встал перед глазами.
Строго говоря, она не всегда была такой. Когда Кларисса Саффолк, супруга приобретшего соседское поместье известного юриста, впервые нанесла матери визит вежливости, моим глазам предстала девочка в смешном розовом платьице. Сделав вымученный книксен, она дичилась еще ровно пять минут. Но стоило нашим родительницам милостиво отпустить детишек погулять в саду, как ее хитрая щербатая улыбка немедленно дала понять, что время одиноких игр с самим собой закончилось. Самозабвенные салочки в розовых кустах завершились с одной стороны плачевно - тетя Кларисса пришла в ужас, увидав, что дочь сумела сотворить со своим нарядом всего за полчаса - а с другой стороны, вполне счастливо. Не склонная к лишним строгостям, она уже назавтра отпустила Алису поиграть, милостиво согласившись с ее доводами о том, какую одежду следует считать подходящей. Конечно же, простую и функциональную, в точности как у маленького Золтана. Следующие восемь лет у меня не было проблем, когда требовалась соратница по приключениям. Конечно, иногда Алиске приходила в голову блажь приодеться и расфуфыриться по-девчачьи, но мои насмешки быстро возвращали ее в обычный вид - и на меня обрушивалась заслуженная месть.
Время не остановить - в какой-то момент рыжая окончательно перешла на платья. Для меня это стало в некотором роде неожиданностью, особенно, когда я вернулся из первой четырехмесячной экспедиции из тех, в которые меня начал брать отец. Новая Алиса изменилась - надо признать, похорошела. Но я прекрасно знал, что внутри нее скрывается все тот же самый озорной и ехидный чертенок, с которым надо держать ухо востро. Какая романтика, прости господи?! Со временем меня тоже начали интересовать девочки, я задерживал взгляд на одноклассницах в гимназии и даже тайком вздыхал, но мне и в голову не могло прийти равнять с ними Алиску. Страшно даже представить, каким бескомпромиссным отпором и последующими издевательствами могла бы закончиться попытка подступиться к ней с "телячьими нежностями". Уж она бы сполна отыгралась на мне за те операции в нашей бесконечной войне, которые обернулись в мою пользу, и которыми я по праву гордился.
Но, постойте... что тогда мог означать этот злосчастный поцелуй? Ладно, я ничего не видел, и был уверен, что имею дело с Маркеттой - о, да, слишком наивная надежда, признаю. Но почему же тогда Алиса, со своей стороны, не устроила шум, даже если представить, что она физически не могла вырваться из рук коварных подружек? Ее звонкий голосок мертвого подымет, мне ли не знать. Не могли же они вставить ей кляп? В то же время, представить, что Алиса вдруг воспылала ко мне горячей любовью настолько, чтобы прилюдно целоваться, было совершенно немыслимо. Это настолько не вписывалось в ее характер... нет, я уже ничего не понимал. Разве только то, что рыжая подружка детства вдруг повернулась совершенно незнакомой стороной. Мда, это еще нужно будет обдумать.
Переполох не утих даже через несколько минут.
- Ах, п-п-простите.... п-простите... простите... - повторяла дрожащим от смущения голоском жертва Алисы и собственной неловкости, пока ее вытирали салфетками. Как бы я ни был сбит с толку, все же машинально отметил, что бедняжка весьма мила - по своему, конечно. Невысокая, полногрудая, с белой, не знающей солнца кожей и большими очками, за которыми моргали огромные, полные слез глаза орехового цвета. Довольно толстая, хотя и растрепанная косичка свисала на грудь, выбившиеся каштановые прядки падали на высокий чистый лоб, розовые губы сложились в детски-обиженную гримаску. Поразительно, как некоторым девушкам удается выглядеть настолько беззащитными. Может быть, специально? ...Впрочем, постойте. Какого черта я таращусь на совершеннейшую незнакомку из чужого колледжа, к которой не имею ни малейшего отношения? Встрепенувшись, словно со сна, и еще раз потерев горящую щеку, я осмотрелся.
Алиса пропала. Ее подруги, неловко глядя в стороны, пытались извиниться, и, чтобы не действовать им на нервы, я уже собрался откланяться, когда раздавшееся за спиной цоканье каблуков заставило меня оглянуться.
Лицом к лицу со мной стояла незнакомая девушка в наколке и короткой, выше колен, черной униформе с белыми оборками. Официантка? Нет, у них совсем другие форменные наряды. И не стюардесса из тех, что обслуживают жилые палубы. Скорее, чья-то личная горничная. Но что она делает в ресторане? Впрочем, кто бы она ни оказалась, я бы непременно запомнил ее, если бы хоть раз встретил на борту дирижабля - даже случайно. Девушка была из тех, кто невольно останавливает на себе взгляд, сколь угодно ленивый и пресыщенный.