Олег Верещагин: - Путь домой. Книга вторая
А то, что Видов оказался прав. Вокруг нас стояли негры. Они стояли сплошным кольцом.
И их было не меньше трёх сотен.
Они заполняли всю пещеру.
Передний ряд стоял, плотно сдвинув щиты и выставив широкие лезвия ассегаев.
Равнодушные маски смотрели на нас в упор.
— Убейте их, мальчики! — с дурацкой жизнерадостностью, сорвавшись вдруг на визг, проорал тот же голос и добавил ещё что-то на языке негров. Мы сбились в кучу теснее, выставив клинки во все стороны. Я слышал, как тяжело дышать ребята… — А Короля Поединков берите живым! Живым берите! Ему отрубим руки и, пожалуй, отпустим!
— Хочешь сдаться, Олег? — шепнул Игорь. Я хмыкнул, хотя про себя облился холодным потом. С них станется — задавят толпой и… Нет уж, лучше смерть!.. Ха, но этот голосистый ублюдок меня знает — это вряд ли негр…
— С общефилософской точки зрения похоже, что нам конец, — спокойно сказал Йенс.
— Мне удариться в истерику и просить прощенья за то, что я вас вовлёк в это? — уточнил я.
— Не стоит, — покачал головой немец.
— Прости, Ясо, я в октябре стащил у тебя из вещмешка последний кусок леваша, — послышался голос Димки.
— Так это ты?! А я думал — крыса… хотя всё равно, так и есть, — отвечал грек.
— Прости меня, Раде, — всхлипнул Колька, — я давно мечтаю тебя поцеловать, но боюсь признаться… давай сейчас, а?!
— Олег, попроси негров подождать, я отрежу этому придурку голову, — попросил Раде.
Ребята всё ещё шутили. Не думаю, что они не понимали того, что нас ждёт. Но просто стоять и ждать смерти было страшно.
— Паршиво, — прошептал Йенс так, чтобы слышал только я. — Чувствуешь себя жучком, которого сейчас наколют на булавку… Свалить бы хоть одного…
— Подожди-ка, Олег, — Олег Крыгин протиснулся мимо меня. Я поймал боковым зрением его улыбку… и она была странная. Он чуть вышел вперёд из общего круга и, повернувшись вполоборота, сказал — всем сказал, не мне одному: — Ладно. Вы только живите, ребята. Вы только живите, вот и всё… РОСЬ!!!
Он прыгнул вперёд.
Ассегаи остановили его, и я увидел, как из спины Олега выскочили с треском три широких, залитых кровью лезвия. Но полностью затормозить бросок негры не смогли — и Олег, падая на их щиты, пробил в кольце брешь.
Я услышал, как Игорь запел:
— Торопится время, бежит, как песок…
А потом я перестал слышать, видеть и воспринимать мир вообще. Остался только багровый вихрь, подхвативший меня…
Алексей Симонов
Жаль, мало на свете свободных зверей.Становятся волки покорней людей.Ошейник на шею, убогую костьВ те зубы, где воет природная злость…А ловчие сети калечат волчат,Их суки ручные вскормят средь щенят.И будет хозяин под стук тумаковСмеяться, что нет уже гордых волков!Пусть лают собаки, таков их удел.Восстаньте волками, кто весел и смел!Кто верит в удачу и лютую смерть,Кому бы хотелось в бою умереть!Учите щенят, есть немало волковСредь них, не запятнанных скверной оков.Вдохнут они волю и примут наш вой,Как клич, как девиз на охоту и в бой!..Собачьи идеи в собачьих богах!Ошейник на шею — их слабость и страх!Но вольные звери не знают преград,Поймут волкодава тупой маскарад!Поймут и оскалят кинжалы-клыки!Пощады не будем всем вам, горе-стрелки!И вольные ветры завоют в лесах,И знамя для волка — свобода, не страх!
…Негр… Нет, это голова — без маски, лежит в луже крови с оскаленными подпиленными зубами… Так, а это что?… Ещё один негр? Да, вернее — нет, это его половинка… а вот ещё одна, но от другого, и его разрубили не сверху вниз, а пополам по поясу… мотки кишок… А кровищи-то вокруг сколько!
Во рту был вкус металла. Я даже не очень понимал, стою или лежу… Кажется, всё-таки стою… А в чём то у меня руки… в чём это я вообще?… А, да, это тоже кровь, и оба клинка, намертво засевшие в руках, в крови, и кровь сползает по ним не каплями, а сгустками…
Я огляделся.
Свет горел по-прежнему. Негры лежали вокруг. По отдельности. Грудами. Частями. И просто трупами. Среди расколотых щитов и масок, среди раздробленного и просто брошенного оружия. Я увидел тех, кто стоит на ногах, но это были не негры, а мои ребята. Я считал их и не мог сосчитать, потому что забыл цифры. А ещё не понимал, почему они так на меня смотрят. Их надо было окликнуть, но мне пришлось делать усилие, чтобы начать говорить:
— Все живы?
— Олег… — начал Ромка, но я скривился:
— Я знаю… остальные… все?…
Я и сам видел уже, что все живы, хотя они, как и я, с ног до головы были в крови.
— Негры? — у меня наконец восстановился нормальный голос. И Йенс, не спуская с меня глаз, тихо сказал:
— Последних ты убил у выхода. Там, где стоишь, Олег.
Я машинально оглянулся. За моей спиной в самом деле был выход из пещеры.
— Где этот! — торможение отхлынуло, я стал прежним. — Этот, который говорил… Раде, назад!!!
Я увидел всё сразу.
Лепившуюся к стене лестницу, уводящую на кольцевой балкон под потолком пещеры.
И — грузную, невысокую фигуру на верхних ступенях лестницы… с пистолетом в руке.
— Колька, убей его! — крикнул я, выхватывая наган. — Колька, убей!.. Автомат!..
Выстрел.
Раде упал, придерживаясь рукой за перила. В следующую секунду я — не знаю, как! — оказался на балконе за спиной этого, с пистолетом. Прямо возле динамика, закреплённого в перилах, одного из многих. Стоящий с пистолетом обернулся, и я увидел, что араб — испуганные маленькие глазки, какой-то комбинезон… Я выстрелил, он покачнулся, но, удержавшись рукой за ограждение, выстрелил в ответ. Меня ударило в левое плечо, толкнув назад… я выстрелил второй раз и увидел на этот раз, как пуля отлетела от комбинезона.
Выстрелить в меня ещё раз он не успел — тяжёлый удар калашниковской пули в правый бок швырнул араба на стену. Я бросился вперёд, перепрыгнул через слабо копошащееся тело. Раде внизу шевелился… Я, перелетая через ступеньки, ринулся вниз… Ясо успел первым, подхватил македонца… Я упал рядом на колени.
— Чёрт, как больно… — Раде отнял руку от бока. — Пистолет, вот так штука… — его красивое лицо исказилось, и я вдруг понял, что македонец умирает. — Князь, я что-то не вижу тебя, тут очень темно… свет!.. Включите… свет… Зорка!.. Позовите Зорку… я… я не хочу так… Как неудачно… — он перешёл на македонский, а мы стояли и сидели вокруг него. И ничего не могли сделать. Потом он нашарил мою руку и ясно сказал, улыбнувшись: — Я счастлив, что был с тобой до конца, князь.
