Путь Любопытства. Дилогия (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

Не захотела.

Впрочем, она же понимала свой статус, иного Седоус от неё и не ждал.

Так вот, о каталогах. С ними Венориду помогал внук, отрада его и гордость. В пять лет уже различать буквы, в шесть – по складам, а к семи – читать почти свободно, с запинками на особо длинных либо сложных незнакомых словах… да. Есть, чем гордиться. В деда пошёл, не в мать. И почерк умеренно крупный, чёткий – приятно посмотреть, не стыдно клиентам показать. Сам‑то Седоус стал плоховато видеть вблизи, даже очки для чтения не особо помогали (не пора ли новые заказать? расходы, расходы… но надобность ощутимая, не поспоришь…). А внуку – разом урок семейного ремесла, упражнение в чистописании, воспитание ценных душевных качеств вроде внимательности с прилежанием… и малые, но приятные карманные деньги. Не выпрошенные, не из милости старшими данные – заработанные своим, честным трудом.

Венорида его отец некогда наставлял точно так же. И отступать от временем проверенной традиции он смысла не усматривал. Негоже ломать надёжное!

Меж тем Мийол просматривал и откладывал карточки заинтересовавших его книг столь быстро, что Седоус понемногу впадал в недоумение. Но потом мысленно кивнул сам себе и сразу успокоился. Да, от обычных магов он такого не ждал – но Охотник и эксперт магии, по всему судя, ускорял собственную реакцию (и темп чтения) при помощи какого‑то заклинания. Очень, очень полезная магия, книготорговец сам бы не отказался от подобной… жаль, что он не эксперт!

– Вот, – сообщил клиент, закончив отбор в рекордно сжатый срок. – Будьте так любезны, уважаемый, принесите эти издания для более тщательной оценки.

– Прошу подождать ещё минуту.

– Не спешите сверх меры, книжное дело не любит спешки.

– Приятно встретить в вашем лице не только юного и сильного, но и понимающего дело человека, – коротко склонился Венорид. Более искренне, чем ранее.

И без промедления, но и без спешки двинулся в глубины магазина.

Вернувшись же с первой частью заказа, обнаружил гостя за чтением Аллани – того самого томика, который оставил на прилавке. Притом, как он сразу отметил, Мийол явно не использовал ускоряющее заклинание, читая в нормальном человеческом темпе… чем добавил в неощутимую копилку ещё несколько баллов личной симпатии. А когда не стал отрываться от чтения для знакомства с принесённым – вдвое больше баллов.

Когда Седоус вернулся повторно, с ещё более высокой стопкой заказанных книг, гость уже не читал и обратился к хозяину:

– Скажите, уважаемый, вы случайно не в курсе, насколько эти вот строки поэтичны и насколько – правдивы?

– Какие именно строки?

Мийол с должным чувством, хотя и очень сильно сокращая «Балладу о Павшем Пилоте», продекламировал (притом по памяти, в очередной раз впечатляя книготорговца):

Всё выше, выше он летел

И облака пронзил;

И свет заоблачный, иной

В глаза его светил.

Рои блуждающих огней,

Подобные волнам,

И улыбался им Пилот,

Как ярким детским снам.

Всё выше, выше он летел…

Но воздух разрежён;

Огни запретны для людей –

Пилот заворожён!

И пал на землю он с небес,

Глаза его слепы,

Ожоги кожи; праны ход

И пульс – слабы! Слабы…

Но перед гибелью Пилот

Вложил в слова всю страсть:

– Кто слишком высоко взлетел,

Тот должен больно пасть!

– Именно эти строки. Здесь чистая фантазия – или же?

– Если я правильно помню, – ответил Венорид, – хотя в критике «Баллады» меня более интересовала художественная сторона, Аллани творчески переосмыслила реальный опыт ранних высотных полётов группы… м‑м… группы Горджиса, кажется.

– А где об этом можно почитать без поэтических, так сказать, эллипсисов?

– Не уверен, но… да. Об этом точно есть эпизод в «Покорителях неба». Но это наполовину детская книжка, где гравюр больше, чем текста – я брал её для внука, по рекомендации…

– Несите! – решительно повелел Мийол. С юной горячностью, но и каменной уверенностью в том, что повеление исполнят.

И Седоус, разумеется, повиновался.

Вернулся он быстро, но даже минуты уважаемому гостю хватило, чтобы изучить часть томов из принесённых стопок. Прямо на глазах у хозяина, заглянув после оглавления куда‑то в середину текста, он с тихим презрительным хмыком отложил на край стола – почти отбросил – ещё один том. Вдобавок к ещё одному, видимо, так же отложенному ранее.

– Вот «Покорители неба», прошу.

– Кладите сюда, я посмотрю чуть позже.

– Вы позволите задать, возможно, излишне дерзкий вопрос?

– Задавайте, уважаемый.

– Что вызвало у вас такое… неприятие? Возможно, я чего‑то не знаю о собственном товаре?

– Ну, конкретно вон в тех отбракованных… эм… изданиях  меня возмутило враньё. Притом тупое и наглое. Я вполне понимаю, когда тупо врёт, например, Слакт ян‑Виру в своём «О разуме и разумных» – вопрос идеологии и ничего личного, как говорится. Но я не понимаю, кому может потребоваться рисовать в книжке по естествознанию сведения, прямо противоречащие сказанному в «Природной истории» Нимаротуфа – и моему личному опыту. Или вносить в другую книжку, что претендует быть пособием по алхимии, неверные сведения об устройстве мистической печи.

– Возможно, вы что‑то не так поняли при беглом взгляде?

– Нет, уважаемый. Боюсь, что я всё понял верно. И я не могу доверять изданиям , в которых зверодемонов объявляют беглецами из Ада, а в рунной схеме мистической печи центральным символом рисуют Огонь .

– Кхм. Насчёт зверодемонов согласен, нелепица. Но что не так с…

– Да ровно то, что в словосочетании «мистическая печь» первое слово важнее второго! При практике конденсомантии почти никто и никогда не нагревает пилюли – это же не кузнечные станы гномов для работы с металлами! Центральная рунная связка любой мистической печи – это контроглиф из Размягчения  и Отверждения . В общем, уважаемый, я вполне понимаю также ваше желание сбыть побольше литературы, но продажа вот этого, – брезгливый жест в сторону книг на краю стола, – уже и не продажа, а впаривание. Надеюсь, моя позиция понятна?

– Предельно, – поклонился Венорид. Притом пониже прежнего.

«Вот так. Сочинил какой‑то идиот, одобрил для печати другой идиот, а стыдно мне…»

Некоторое время Мийол продолжал бегло изучать принесённое. И, увы, в отбраковку ушла без малого половина принесённого.

А потом колокольчики у входа зазвенели снова.

– Так и знал, что найду вас в книжном, – удовлетворённо заметил решительно вошедший и бегло осмотревшийся немолодой мужчина.

По виду он не сильно отличался от обычных небогатых горожан: деревянные башмаки, широкие тёмно‑серые штаны, присобранные у щиколоток; льняная рубаха с половинным, до локтя, рукавом и кожаный жилет поверх; плащ, сильно похожий на плащ Мийола – зелёный того же оттенка, с капюшоном, до середины икр.

Вот только стоило приглядеться, как образ дополнялся странными деталями и рассыпался. Взять хоть башмаки. Мало того, что какие‑то слишком аккуратные и тщательно сделанные для такого простецкого материала – если приглядеться, узор на них слагался в настоящие руны! А оружие? Слева на боку мужчины, в специальной петле, висел зачарованный боевой нож. Причём даже издали видно: оружие качественное, превосходящее по цене весь остальной наряд (ну, кроме башмаков – с теми ясности никакой) в десятки раз! Чего там говорить, если нож Мийола – ни много ни мало, эксперта магии, способного позволить себе почти что самое лучшее, и Охотника – имел примерно такой же вид и нёс однотипное зачарование!

– А, отец! – повернулся и улыбнулся первый гость. – Позволь представить доброго хозяина этого магазина, уважаемого Венорида аун‑Хорридон. Уважаемый, это мой отец, Ригар.

Старшие мужчины обменялись взаимными поклонами. Книготорговец кланялся глубоко, но и новопредставленный не ограничился небрежным кивком – хотя вполне мог.