Ледобой-3. Зов - Азамат Козаев
— Туесок запомнил? Бери три листа, жуй. Тебя тоже залепим. Я в подпол.
* * *
— Ну что?
Верховный закрыл за собой крышку подпола, подставил руку, мол, хватит, выплёвывай, глядя на бездыханное тело хранителя свитков, пожал плечами.
— Вроде все на месте, и если Бакуну не почудилось и чужак один свиток забрал, значит подменил.
Стюжень развёз кашицу по порезу, замотал свежей тряпицей.
— Вот ты у нас воевода, говорят, неглупый дядька, так ответь мне, — старик воззрился на Сивого. — Для чего кому-то переть летописи и подменять одну другой? И ведь не первый случай уже!
Безрод поднял одну бровь, закусил губу, усмехнулся и в пояс поклонился верховному.
— За неглупого благодаришь, — Стюжень понимающе закивал.
— Если не на продажу, значит, в старой было то, чего нет в новой. Или наоборот.
— И кому это нужно?
— Тому, кто не ждёт быстрой выгоды. Летопись ведь не товар. По рукам не ходит.
Старик согласно закивал.
— А кто у нас сидит крепко, основательно, кусок хлеба есть и над головой не капает? Н-да. Поймём, что изменилось, поймём, кому было выгодно. Жаль сравнить не могу. Времени нужно телега с возом.
— Проводить бы надо, — Сивый кивнул на Бакуна.
— Проводим. И к Званцу съездим. Вот не хотел объявляться, а придётся. Пусть человечка сюда определит. Летописи всё же…
* * *
— Ровно сами боги отграничили одну землю от другой, — Стюжень остановил коня, развернул и даже в стременах привстал. — Только холмы перевалили, и вот тебе Хизанщина.
— И леса будто вытерли, — усмехнулся Безрод. — Гля, равнина впереди, чистая как стол.
— Как они без лесов? — верховный плечами пожал в недоумении. — Глазу не за что зацепиться. Никогда, наверное, не привыкну. Да и куда привыкать-то? Мне осталось-то всего ничего.
— Ты, глав дело, посреди хизанской стражи причитать не начни, мол, дайте мне лес, я к зелёному привык.
— В серёдку хизанской стражи ещё попасть надо, — старик назидательно воздел к небу палец. — Младшой княжич Дуртур, это тебе не гончар на торгу, подходи, кто хочет.
— Авось поможет.
— Кто? Этот? Как бишь его… подручный лысого?
— Сабрук. Я не сильно на дурака похож?
— Ну-ка покрути головой.
Безрод повернулся к Стюженю правым боком, левым.
— Во! — довольный старик показал кулак. — Надо было давно тебе морду синим расписать, как оттниры делают, а не перетягивать полотниной, будто раненному. Твои рубцы исчезли в узоре, ровно и не было их. Небось и дышится легче. Короче, мы теперь оттниры. Видсдьяуры. А что… глаза синие, шкурка белая. Сожрут, не подавятся!
— Ты тоже хорош. Смоется?
— Ну мы же не иглами! Смоется, конечно! Седмицу или две подержится и сойдёт.
— По-хизански умеешь? Говорил же, хаживали сюда походами раньше.
— С пятого на десятое умею. Да больше и не надо. «Как пройти и сколько стоит», — вот и всё что нужно. Чего задумался?
— Как будет по-хизански: «Где найти княжича Дуртура? Он должен помочь нам против Чарзара»? Ну… на всякий случай.
Несколько мгновений Стюжень молча таращился на Сивого, всё порывался что-то сказать, да, видать, нужных слов не находил. Только воздух глотал. Наконец, просто матернулся вполголоса.
— Больно тихо. Ничего не понял.
— Тьфу, бестолочь! Говорю, всё шутим? Обещал ведь, Жарику расскажу!
— Не говори. Мне придётся тогда с ними целый день играть. Я не выдержу.
— Только вот глаза у тебя не повинные. Тьфу на тебя, босота!
Первым на пути встретился хиленький городишко с небольшим торжком и постоялым двором. На диковинных чужеземцев местные глядели в оба глаза, мальчишки так и вовсе забывали ногами переставлять — замирали посреди улицы, разве что пальцы в носах не застревали. Одному из мальцов Сивый рожу состроил: перекосил на правую сторону, правый уголок губ поднял и раззявил до зубов, левый глаз прижмурил, правый распахнул и закатил. Малец, ойкнул и стрелой скакнул за угол белёного дома.
— Вечереет, — задумчиво оглянулся старик. — Здесь кости на ночлег бросим?
— Можно, — кивнул Сивый. — Интересно, местные знают, где терем Дуртура? Ты чего напрягся? Я просто вслух рассуждаю.
— Похоже, своей смертью я не умру. Ты меня своими шуточками на костёр определишь.
— Ты не можешь сейчас помереть.
— Это ещё почему?
— Я не знаю, как будет по-хизански: «Мы хотим выкрасть из темницы Чарзара несколько человек. Как туда проникнуть?».
Стюжень без слов спрятал лицо в ладони и обречённо покачал головой. Сивый только плечами недоумённо пожал. А чё? Я ничё.
* * *
— Спать… нам двоим, — верховный для верности растопырил два пальца, изобразил, будто кладёт голову на подушку, и тут же показал, будто ест.
Хозяин мгновение или два изучал гостей, заговорщицки подмигнул, мотнул головой на приочажную стену, мол, горница за ней, затем показал на стол в уголке, единственный свободный. Вся, без преувеличения вся едальная, полная местных, замерла, раскрыв рты. Пришельцы, скупо вертясь по сторонам, тоже осмотрелись. Тутошние сидят на лавках попарно, играют в кости, прихлёбывают что-то из маленьких глиняных чарок, вернее допреж играли да прихлёбывали, теперь же таращатся тёмными глазищами, не понимают, за палки да заступы хвататься или за животы, дабы от смеха не лопнули.
— У меня краска не потекла?
— Что ей сделается, — буркнул Стюжень, проходя в указанный угол. — Кололи бы иглами, даже смерть не взяла бы. Тебя сожгли, глядь, а чертилка осталась. В пепле узор нашли бы. Не пойму, что они пьют?
— Что-то дешёвое, — усмехнулся Безрод.
Старик несколько мгновений водил глазами по едальной, наконец согласно кивнул.
— Ага. Завсегдатаи. Было бы дорого, каждый день не сидели бы.
— Знаешь, что про нас говорят?
— Знаю. Какие мы страшные со своими синими глазами. Гля, а это, похоже, к тебе.
Сивый проследил за пальцем старика. У входа, прячась за дверью, толклась стайка детей, один из которых, тот самый пострел, которому Сивый строил рожу, показывал в угол пальцем.
— Ну давай. Лицедействуй. Эти не отстанут.
Безрод отложил в сторонку чарку с местной брагой, ухмыльнулся, растопырив пальцы вилкой, оттянул нижние веки, пальцем другой руки вздёрнул нос кверху. Дети держались за торец двери, выглядывая сбоку, так дверь аж ходуном заходила, когда детвора довольно заверещала. Даже взрослые игроки оторвались от костей, поглядели туда-сюда, что-то заметив, покачали головами.
— Не одобряют что ли? — верховный недоумённо загнал брови на лоб. — Дескать, расшумелись? Ну не знаю… Может не принято у них?
Но дети смотрели так жадно, что Безрод пошёл дальше. Показал старую смешилку с большим пальцем, который то отрывают, то обратно приставляют, так дети аж дышать забыли, когда Сивый отъял собственный большой палец. Стайка малышни едва на постоялый двор не вывалилась, так задние напирали на передних, а когда Безрод водворил палец обратно, да поплевав, размазал слюну, чтобы держалось крепче, пострелята забыли вообще обо всём на свете.
Местные, наконец, со всей определённостью показали, что шумные игры детей под носом у старших тут не приняты: после довольно резкого окрика кого-то из игроков, детвора бросилась врассыпную, а к боянам подошёл хозяин.
— Вы люди полуночи? Море? — и руками для верности показал волны.
Безрод, усмехнувшись, покосился на Стюженя, давай, говори, старший.
— Да, мы оттниры.
— Чарзар? Служить мечом? — для пущей понятливости показал рубку мечом.
— Да. Служить мечом.
— Чарзар пригласил многих ваших. Хизанцы — храбрые воины, но у нас нет моря.
— Ваш ангенн умный человек.
— Кто-то должен научить хизанцев строить корабли и ходить по морю.
— Мы лучшие.
— Не угодно ли чужеземцам с берегов холодных вод сыграть в кости? Что может быть лучше хорошей игры в кости длинным вечером?
Бояны переглянулись, и Безрод, пожав плечами, кивнул.
— Можно и сыграть.
Хозяин что-то крикнул, отвернувшись, и местные довольно загалдели. Едальная пришла в движение, играть тут же перестали, лишние лавки поубирали к стене, оставив лишь одну.
— Вон тот, с чубом, у них лучший игрочишка, — спокойно шепнул Стюжень, глядя в противоположном направлении.
— Ага, — усмехнувшись, кивнул Сивый. — И все здесь ему должны, даже хозяин.
— Значит в доле.
— Очень может быть.
Рослый, чубатый хизанец в белой, расшитой синими нитями, верховке совлёк с головы местную шапку — высокий войлочный колпак, витый, ровно боянская медовая рогулька — заковырял вышивку ногтем:
