Оксана Демченко - Бремя удачи
Марк Юнц тоже в бешенстве. У него сманили профессоров. Впрочем, не у него одного. Эжен ле Пьери зимой посетил все университеты Старого Света, два в Новом и ряд заведений на Востоке: читал курс по сюр-иллюзиям, передавал ценнейшие старинные документы, консультировал по спорным вопросам истории. И присматривал людей, неизменно советуясь со своей женой.
Мы и это пережили, я даже осилила то, что мама снова поет в Императорском – мама Роберта. У Алмазовой в ее театре была премьера, и город теперь с ума сходит и с боем берет билеты. А Ляля с гитарой в фойе сидит, бронзовая. И это до сих пор больно и страшно…
События, пусть и не самые мрачные, но неизменно бурные, никак не прекращаются. Отец сказал: раз птица удачи позволила себе вмешаться и перекроить ход истории, она должна терпеть водоворот последствий, то есть волны косвенно затронутых обстоятельств. Постепенно они схлынут, станет легче. Вряд ли еще хоть одна страна Старого Света добровольно согласится на мой визит. Как сказал протрезвевший фон Нардлих, морщась от головной боли:
– Даже хорошего – помаленьку…
Но если Шарль не явится на им самим назначенную помолвку… Как мы это переживем? Элен ведь с горя увяжет вещи в узелок, выберет самое толковое ружьецо и уйдет охотиться на белок, с нее станется.
На лестнице застучали уверенные шаги. Элен вслушалась и застонала в отчаянии – не он. Зато я улыбнулась. Хромов обещал спасти нас всех, он умеет. Он – высший маг и тащит сюда не абы кого, вот уж точно.
– У нас тридцать четыре минуты до расчетного времени визита, – неизменным клацающим тоном отчеканил Голем, удобно устраиваясь в кресле. – Если ими грамотно распорядиться, еще можно спасти положение.
– Я слово не сдержала! Не могу даже на глаза появляться. – Элен обернулась к Гюнтеру и поглядела на него совсем жалобно. – Обещала деньги промотать. Самые глупые прожекты выбрала, кто же знал, что эти движущиеся картинки могут иметь успех? Маги-то куда лучше иллюзии делают, верное было болото. Бездонное.
Она снова всхлипнула и в отчаянии сунула Гюнтеру афишку. Будто мы без нее не знаем, в чем главная беда. Для уничтожения миллиона было избрано пять прожектов. Два уже благополучно скисли по разным причинам. Третий, мало кому понятный, застопорился из-за того, что кончились средства. Но я бы не радовалась по этому поводу: изобретателя, лабораторию и все оборудование уволок к себе в кедровник господин ле Пьери, а это чревато последствиями. Четвертый прожект воистину надежен и бездонен, Элен вложила двести тысяч в постройку асфальтовой дороги, длинной, аж до границы Кервии. Если бы она вбухала в дело весь миллион, могла бы гордиться его бесследным исчезновением. Хотя концессия живет и дорога делается, но это ничего не доказывает при наших расстояниях и при том, как ловко растет расход средств уже за первым перелеском, вдали от хозяйского глаза…
Последние двести тысяч Элен истратила на покупки: небольшой домик в пригороде Белогорска, оружейная мастерская, имение де Лотьэра и так далее. Остаток, ничтожные на общем фоне пятьдесят тысяч, она еще в октябре отдала странному человеку в вязаной кофте, с полубезумным взглядом. У него волосы торчали дыбом, он что-то пытался объяснять относительно почти завершенных работ и полного неминуемого успеха, перспектив синематографа и роли архитектуры в постановке сцен. Элен не сомневалась ни в кристальной честности прожектера, ни в полнейшем отсутствии у него умения учитывать деньги.
– Или разворуют, или сами спустите на глупое дело, – уверенно предрекла Соболева. – Да пусть, даже не огорчайтесь, у Ромки мечта и у вас мечта, имеет человек право хоть немного пожить счастливым? Берите чек и тратьте, можно без отчета.
Увы, она не ошиблась лишь в одном: в порядочности получателя чека. Имя Елены Львовны Соболевой оказалось вписано во все документы, с правом на девять десятых прибыли… Даже при воровстве и небрежении денег хватило на исполнение замысла. Уже в марте фильм «Таврский мятеж» был объявлен главным событием в этом их синематографе на все времена. Элен еще надеялась на лучшее: провал и новое воровство способны разрушить всякий успех. Но вчера создатель фильма явился с отчетом, бодрый, в новой вязаной кофте, еще уродливее прежней. Глаза горели фонарями, деньги, взятые у Элен, уже снова были в банке. Мечта разрослась до трех новых фильмов, и Соболева с ужасом осознала: ничего нельзя изменить.
Гюнтер на афишку даже не глянул. Положил на стол папку и стукнул по ней ногтем.
– Если бы Ликра имела способность организовывать свои порывы, она владела бы миром, – ровным тоном сообщил свой прогноз Голем. – Но вы обладаете сердцем, ум же достался нам, арьянцам. Поэтому ни вы, ни мы по отдельности не придем к большой власти. Объединившись же, не сочтем означенную цель интересной. Меня это устраивает. Вот бумаги. Все подготовлено, юридически выверено и согласовано с кем следует. Фонд помощи талантливым прожектерам, попечительский совет и схема накопления и распределения средств. Желаете подписать? Или читать изволите?
– Тебе я верю, – осторожно улыбнулась Элен. – Ни рубля мне не достанется?
– Именно так. Никогда.
– Геро, – окликнула Элен аттийку. – Отвернись, я твоего Голема поцелую. Он меня спасает, больше-то некому. Если бы я умнее была, сразу ему бы миллион отписала. С правом делать все, что он пожелает, и не докладывать о расходах. Так ведь ум – не наша участь…
Соболева раскрыла папку и подписала листы там, где указал Голем. Слезы уже высохли, она пробовала улыбаться и изредка поглядывала в зеркало: не сильно ли нос покраснел?
– Двадцать девять минут, – продолжил отсчет Голем, принимая папку и аккуратно выравнивая ее на углу стола. – Геро, платье. Рена, мы идем вниз и готовим зал. Гости прибудут через семь минут, если они знают, что такое часы и как ими пользоваться.
Я охотно выскользнула из комнаты, подцепила Хромова под локоть и потащила вниз по лестнице. Я почти поверила, что мы спихнем Элен на руки джинну и тогда события иссякнут, нам улыбнется лето, тихое, ленивое. Я смогу поехать к деду Корнею и отдохнуть в гостевом купе ремпоезда, вспоминая детство. Хромов засядет за свои «пенсионные накопления» – они уже не умещались в одну папку, даже очень толстую.
– Ты желала этому прожекту удачи, – едва слышно и без вопросительной интонации сообщил Семка.
– Так я и театру Ромкиному желала, тоже помогло… в целом. Премьера у них была роскошная. Сема, не говори Элен, она меня пристрелит.
– На твоей стороне удача.
– А на ее стороне – моя страдающая совесть. Сема, пожалуйста, я ведь гораздо крупнее белки, а она стреляет преизрядно.
