Юрий Никитин - Фарамунд
...то, возможно, они не успеют воспользоваться колдовскими штучками. Возможно. Если он окажется достаточно быстрым.
Шаги первого гремели в тишине, Фарамунд с надеждой бросил взгляд на лица стражей. Застывшие, почти окаменевшие, они не дышат вовсе. Они не живут, словно их изъяли из этого мира. Только тени от колеблющегося язычка светильника двигаются по стене. А по ту сторону толстой стены слегка колышутся ветви исполинского ясеня. Мир живет, только стражи, только люди замерли. Возможно, даже кони и коровы в бурге не спят...
Он завел меч за голову так, что тот коснулся ягодиц. Дыхание остановилось. Из-за поворота спокойно вышел человек среднего роста, вид не воинственный, лицо почти холеное. Фарамунд успел рассмотреть холодные выпуклые глаза, одутловатые щеки, мясистый нос, скошенный назад подбородок.
Но в руке человек держал меч. Короткий, римский. Длинная полоса острой стали в руках Фарамунда описала почти полный круг. Послышался стук. Лезвие разрубило голову, прошло через толстую шею, развалило плечо и грудь. На пол замедленно шлепнулась рука с зажатой рукоятью меча.
Фарамунд с силой дернул меч на себя, тот вышел с легкостью, словно он рассек брусок масла. Пальцы отрубленной руки дернулись и разжались. Фарамунд успел подумать, что настоящий воин меч бы не выпустил.
В бурге по-прежнему тихо. Прислушавшись, он уловил далекий стук, грохот. Пришельцы отворяют двери без страха и боязни быть услышанными. Донеслось недовольное мычание разбуженной коровы. Фарамунд стиснул зубы, коровы и те проснулись...
Он вытер лезвие об одежду убитого, чтобы падающими каплями не указать свой след. Сердце едва не выпрыгивало, буйное злое ликование рвалось наружу. При всем своем колдовстве, сами не такие уж и неуязвимые!
Крадучись, он пробежал вдоль стены. В бойницу заглядывала круглая мертвая луна. Он упал, прополз как ящерица, почти прижимаясь щекой к сосновым доскам, возле лестницы привстал. Внизу тихо, но не рискнул спускаться по ступенькам, выдадут скрипом, перемахнул через перила.
Он ни разу не прыгал с такой высоты. На миг сердце замерло, но дикая уверенность в своих силах не подвела. Упал, перекатился через левый бок и как-то сам оказался на ногах, а руки сжимают меч в готовности как отражать удары, так и рубить чужие головы, руки, еще шире раздвигать оскаленные рты, выбивать выпученные глаза...
В холле пусто, дверь во двор распахнута. Широкая полоса мертвого света рассекает помещение надвое. Снаружи донесся легкий шум, стих, снова что-то вроде бы упало, скрипнуло.
Скользящими шагами, с мечом наготове, он подбежал к дверному проему. Прислушался, не высовываясь. Шум раздался слева, там барак с воинами. Похоже, один из чужаков ищет его среди соратников по битвам...
Риск велик, чужак может как раз в этот момент выглянуть в окно, или же во двор выглянет третий, сердце колотится, как у зайца, это не та схватка, когда в яростном честном бою грудь на грудь, тут ноги трясутся, как будто медведь трясет грушу, но все же...
— Чего я трясусь, — прошептал он себе вслух. — Они сейчас ходят мордами вниз! Всматриваются в лица. Им надо зарезать только меня... Ну же!
Ноги наконец рванулись с такой силой, что тело едва не выронило ставший сразу тяжелым меч. Через широкий двор, почти бесконечный, он пронесся как молния, у входа в барак даже не перевел дыхание, влетел как ураган, разом охватил взглядом все помещение.
Половину воинов подлое колдовство застигло за столом. Руки еще сжимали пивные кружки, но лбами упирались в стол. А посреди барака неспешно передвигается человек, одной рукой подносит к лицам спящих светильник, а другой переворачивает тех, кто заснул лицом вниз. Меч его в ножнах, спящих можно резать неспешно...
Заслышав шаги, он разом разогнулся. На Фарамунда дико взглянули расширенные глаза. Фарамунд успел рассмотреть огромные зрачки, бледное лицо. Рука колдуна метнулась к поясу, но меч Фарамунд уже со свистом рассек воздух.
Чужак успел открыть рот, тяжелая полоса железа обрушилось на голову. Удар был настолько силен, что Фарамунд выдернул полосу стали уже из середины груди. Пока безвольное тело валилось на спящих, в три гигантских прыжка оказался снова у выхода.
Неживой свет солнца мертвых ровно и холодно заливает двор. Блестит колодец, как никогда не блестит в солнечный день, странно мерцает вода в корыте для свиней... Иногда двор темнеет: тучки пытаются проглотить светило ночи, но луна слишком велика, блестяща, а тучки жидки, как суп простолюдина. Стена дома блестит, окна загадочно темные. Как и во всех помещениях. Как и в людской, в окне которой вроде бы что-то мелькнуло...
Он снова пересек двор с быстротой, удивившей его самого. У двери прислушался. Те же звуки, словно кто-то переступает через тела, спотыкается изредка, с натугой переворачивает грузные тела спящих.
Рискнув чуть высунуть голову, он разом охватил картину сонного царства. Третий колдун одной рукой грубо поднял за шиворот человека, что спал, уткнувшись лбом в столешницу. Фарамунд видел, как чужак всмотрелся в лицо спящего с недовольством и гадливостью. Слабый свет светильника хорошо высветил брезгливо стиснутые губы, холодный блеск глаз.
Когда пальцы разжались, спящий рухнул, ударился лбом о стол, шумно сполз с лавки. Под столом придавил руку, но и тогда не проснулся, а колдун уже переворачивал другого.
Он был так занят, что не заметил бесшумной тени, которая скользнула в помещение. Фарамунд продвигался в его сторону вдоль стены. Колдун тоже вынужденно держал меч в ножнах, руки заняты, и Фарамунд безбоязненно приблизился со спины.
Руки с мечом поднялись. Колдуна можно бить и в спину, он не человек, а если и человек, то преступивший законы человеческие, так что с ним можно как со зверем... но в богатырском размахе Фарамунд повернул меч плашмя, замедлил скорость, чтобы не размозжить голову...
Послышался глухой стук. Вроде бы даже треск, словно все же разбил череп. Колдун пошатнулся, Фарамунд тут же подхватил его, вскинул на плечо и выбежал во двор.
На залитом все тем же бросающем в дрожь светом дворе пусто, но мурашки бегают по телу и покусывают часто-часто, отчего сердце колотится как бешеное, а слух и все чувства обострились во сто крат. Снова мукнула корова, он бегом одолел освещенное пространство до чернеющего входа своего дома, пронесся через холл, взбежал по лестнице, а тело колдуна свалил только рядом с первым.
Убитый распластался в темной луже, уже не человек, а разрубленная туша. Рикигур и Фюстель вырисовывались из полумрака в трех шагах — мертвые статуи, не то вырубленные из камня, не то вырезанные из дерева.
Фарамунд вытащил меч из ножен. Глаза не отрывались от оглушенного колдуна. Тот лежал неподвижно на спине, руки раскинулись, смутно белеют ладони, явно не знавшие тяжелой работы.
