Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт

«Не торчи я посреди Сумрачного леса, костер показался бы уютным и манящим», – подумал квендель, чувствуя, что сердце бьется гораздо спокойнее, чем ему казалось.

До огня Бульрих дошел быстро. Поколебавшись, он шагнул в круг яркого света.

– Добрый вечер, господин Штормовое Перо, вот мы и встретились снова. Полагаю, это вы пригласили меня сюда, – робко произнес картограф, обращаясь к сидящему на камне напротив страннику, закутанному в белый от снега плащ. Судя по струйке дыма, поднимающейся из-под капюшона, человек курил трубку.

Даже в этой зловещей обстановке было что-то уютное и знакомое, как бы ни тревожило Бульриха молчание. Он не видел скрытого под капюшоном лица, не мог его узнать. Однако, собравшись с силами, заговорил снова:

– Теперь я вспомнил, что именно вы вернули меня из глубокого мрака, в который я погрузился, впервые войдя в Сумрачный лес. Мне до сих пор не удается прояснить все подробности того злополучного путешествия, но мало-помалу память возвращается. Еще я очень надеюсь, что вы ответите на мои вопросы. Однако прежде всего хочу от всего сердца вас поблагодарить. Два дня назад вы спасли не только меня, но и всех нас от рокового падения на мосту через Сверлянку. Выражаю признательность не только от своего имени, но и от имени моих друзей, и особенно доброго Пфиффера, который, конечно, лучше знает, как к вам обращаться.

Казалось бы, после этих слов можно было ожидать хоть какого-нибудь ответа, но темный силуэт по ту сторону костра остался таким же неподвижным, как камень под ним.

Бульрих почувствовал, что мужество его оставляет.

– Елки-поганки, сказать по чести, я не знаю, что о вас думать, хоть вы и помогли нам! – воскликнул он с нарастающим страхом. – Какое дело человеку вроде вас до квенделей? Или вы пришли из другого мира, из Страны теней? Вы из тех, по чьей вине погибла моя несчастная невестка Бедда, а остальные спаслись от ужасной опасности и смерти лишь чудом? Подайте хоть знак, господин Штормовое Перо!

Хранивший молчание собеседник неожиданно встал. Снег с шуршанием сполз по его плащу. Бульрих вздрогнул и отступил, но не убежал, потому что с трудом поверил своим глазам.

Во имя лесных грибов, напротив него был не человек, а мрачное существо, которое, должно быть, вышло прямо из мерцающего тумана – или из глубин земли. Бульрих присмотрелся. Зрелище настолько его зачаровало, что он почти позабыл о страхе.

Теперь, когда незнакомец стоял, было заметно, что он выше любого квенделя, но, насколько Бульрих мог судить, гораздо ниже и худощавее обычного человека. Из-под складок плаща мелькнуло что-то серебристое, но это было неважно, потому что картографа завораживало странное лицо, на которое он сейчас смотрел. Не молодое, но и не старое, с правильными чертами, очень бледное, почти прозрачное, словно его давно не касались лучи солнца.

Тот, кому оно принадлежало, гораздо естественнее выглядел в свете луны и звезд и тусклым блеском напоминал большого ночного мотылька с тонкими переливающимися крыльями. Однако Бульриха не отпускало ощущение, что это создание должно жить в глубине. Его глаза были серыми, будто мокрые камни.

– Храфны Штормовое Перо здесь нет, хотя в некотором смысле он с нами. И я передаю тебе его привет, как и свой, – произнес призрак, неопределенным взмахом руки с зажатой в ней трубкой указывая на верхушки деревьев.

От трубки исходил пряный аромат, который смутил Бульриха, даже показалось, что он его помнит. Потом квендель услышал, как захлопали крылья и раздалось тихое карканье – где-то там, наверху, должно быть, сидели два ворона. В глубине памяти пробудился еще один забытый образ, проявляясь все ярче. Бульрих видел, как его несут под землей по длинным коридорам, утягивая прочь от огромной опасности, которая чуть было его не поглотила. Кто-то тащил картографа в безопасное место – кто именно, он не мог сказать, потому что окружающие перешептывались на неизвестном языке. Кругом тогда были камни и корни, выступающие из сводчатого потолка туннеля, в котором пахло землей. А под ногами спасителей тихо шелестели сосновые иголки.

– Клянусь всеми священными грибными кольцами старых лесов, ты из народа хульдов! – ахнул Бульрих, вспомнив, что по дороге к костру не раз бил палкой о землю, как когда-то Фиделия Кремплинг в «Старой липе», вызывая безымянных. В Сумрачном лесу это, очевидно, привело к роковым последствиям.

– Не бойся меня, Бульрих Шаттенбарт, – услышал он глухой, немного вялый голос. Слова вытекали медленно, как корни, прорастающие сквозь мягкую землю. – Меня зовут Гундомар, и мы встречаемся не в первый раз. Ибо в Холмогорье есть множество входов в наше скрытое царство, о которых вы, квендели, ничего не знаете и которые не способны распознать, даже если наткнетесь прямо на один из них – в заросшей папоротником лощине или в полом стволе дуба.

– Там, где вы устлали ковром сосновые иглы, – ошеломленно произнес Бульрих, застигнутый врасплох нахлынувшими воспоминаниями.

– Да, все так, – сказал сын народа хульдов. – Сосновые иглы напоминают нам о том, что мы когда-то оставили на земле, под ярким солнечным светом. Но это было очень давно, с тех пор миновали века. Долгими летними ночами мы все еще собираем хвою с пихтовых и еловых деревьев, ибо зеленые иглы не вянут, в отличие от листьев.

– Так, значит, вы не живете по ту сторону границы теней, в мертвых землях, и не желаете нам зла? – вскричал квендель.

– О нет, мы живем под землей и любого, кто забредает к нам, возвращаем на поверхность, не требуя ничего взамен, – ответил Гундомар. – Вы, моховики, быстро обо всем забываете. Ни Храфна Штормовое Перо, ни один из нас не стали бы спасать ваш народец, если бы желали причинить вам вред. Теперь, когда другие границы истончились, пожалуй, пришло время общими силами вывести на свет то, что оттесняют тени, – нужно помочь вернуться весне. Мы встретимся снова, картограф из Зеленого Лога, ибо есть много троп, которые ведут друг к другу. А теперь я возвращаю вашему миру того, кого мы нашли в камышах вместе с лающим животным, и засим прощаюсь. Поторопитесь выйти из леса, иначе снег окутает здесь все так же густо, как и туман.

* * *

Тенистые тропы с еловою хвоей,

Трещит в темноте тот дух, что когда-то

Прятался в елях от нас с тобою,

От дождика, света, с утра до заката,

И неба бескрайнего и голубого

Над лесом и