Сумерки Баригора - Софья Соломонова
Тело Фридриха уже водрузили на темно-синее, цвета династии Паулиц, бархатное покрывало, закрывавшее верхнюю часть костра. Покрывало было пропитано специальным составом, который облегчал горение, и его едкий запах распространялся по двору, перебивая весенние ароматы и запах сандала.
Король был одет в свои лучшие одежды, также темно-синего цвета, но даже издалека нельзя было не заметить, как сильно велики ему они стали. Болезнь иссушила шестидесятипятилетнего монарха, оставив от когда-то высокого и статного мужчины лишь тощий призрак.
Солнце уже клонилось к закату. По заветам Церкви, мертвых сжигали в алых лучах солнца. «Когда Солнце горит, умирая в лучах заката, тело нашего брата пламенем объято, его душу отдаст в объятия Алора» – так гласит Песнь Алора.
Большой двор был заполнен людьми. Все пространство на безопасном расстоянии от костра занимали придворные, многие из которых прибыли в столицу именно ради этого момента. В воздухе стоял гул голосов: все перешептывались, обсуждая последние новости или рассуждая о том, чего ожидать дальше. Между дворянами сновали слуги с подносами с палоси – особыми яблочными пирожками с красным перцем, которые подавали только на похоронах. Считалось, что каждый, кто увидит погребальный костер, должен съесть палоси, чтобы разжечь огонь внутри своей души и помочь умершему скорее воссоединиться с Алором. Надкусывая палоси, люди морщились и краснели, но не смели пойти против традиций.
Когда солнечный диск своим нижним краем коснулся горизонта, траурный колокол пробил три раза, и все присутствующие замолчали. Десница Алора вместе с несколькими десятками служителей Церкви вышли из толпы и направились к погребальному костру. Все они были облачены в алые одежды и держали в руках ярко горящие факелы.
Десница Алора оглядел свою паству задумчивым и немного печальным взглядом и произнес так, чтобы его было слышно в каждом уголке большого двора:
– Братья мои и сестры, дети Алора, сегодня день скорби, ведь наш король, его величество Фридрих, покинул нас. Но это и день радости, ведь после долгой и мучительной болезни его душа наконец оставила бренное тело и готова воссоединиться с Алором и познать великое блаженство.
Десница поднялся на небольшой постамент, на котором располагался погребальный костер. Теперь он стоял у изголовья Фридриха. Четверо из сопровождающих его священнослужителей подошли каждый к одному из углов и поднесли свои факелы к гигантским свечам.
Когда свечи загорелись, Десница возвел руки к небу и запел:
– О Алор! Объятия раскрой благословенные свои.
– О Алор! Объятия раскрой благословенные свои, – повторила толпа.
Каждый житель Баригора знал слова погребальной песни. И вскоре рокот тысяч голосов пронесся по всему городу. Песню пели дворяне в большом дворе. Песню пели купцы и служивые люди под стенами дворца. Песню пели мещане и простолюдины на улицах города. Песню пели королевские гвардейцы и солдаты у городских стен. Песню пели священники в церквях Алора. Песню пели стоящие на выходящем в большой двор крыльце члены королевской семьи. И лишь неприметная группа людей, одетых в разукрашенные шкуры, стоящая в тени здания дворца, молчала.
О Алор! Объятия раскрой
Благословенные свои,
Брата нашего прими,
Чей срок земной истек.
О Алор! В свое золотое царство
Его забери нашею мольбой.
О Алор! Грехи его прости
И душу вечную возьми
В великое единение с тобой!
О Алор! Ты наше рождение
И в тебе наше упокоение.
О Алор! О Алор! О Алор! О Алор!
Каждый раз, когда воззвание к богу проносилось по толпе собравшихся, один из служителей, стоящих по углам погребального костра, опрокидывал белую свечу на тело короля. По традиции, это делалось посолонь, символизируя цикл жизни и смерти. Уже от первой свечи покрывало, укрывавшее костер, загорелось, и каждая новая лишь добавляла огня.
Когда отзвуки последнего воззвания затихли, костер полыхал ярче, чем заходящее солнце. Рыжие отблески огня смешались с алыми лучами заката, бросая на лица собравшихся в большом дворе тревожные тени. Двор накрыла неестественная тишина. Все безмолвно смотрели за тем, как тело короля Фридриха растворяется в погребальном огне. Воздух заполнил запах дыма, горелой плоти и сандала. От такого сочетания ароматов слезились глаза и мутило, но никто не шелохнулся, соблюдая заветы Церкви. Лишь Десница и его служители отошли от костра на безопасное расстояние и застыли у балюстрады дворцового крыльца.
Не шелохнулись и члены королевской семьи. Ее величество, теперь уже вдовствующая королева Матильда, облаченная в траурное, но все же роскошное черное платье с плотной вуалью, холодным пустым взглядом смотрела на пожираемое пламенем тело человека, с которым прожила больше сорока лет. Она не плакала и вообще не выражала никаких эмоций, что было совсем несвойственно этой яркой эмоциональной светской львице. Рядом с ней ее дочь Эсмеральда, грустная и растрепанная, не скрывающая текущих по щекам слез, казалась рыжеволосым островком жизни. Ее черное платье, отливавшее красным не то из-за окрашивающих его лучей заката, не то потому, что известная модница не захотела соблюдать обычаев, лишь подчеркивало, как опустились плечи принцессы и как вся она будто сжалась.
Мужчины Паулиц вели себя сдержанно. Принц Регин стоял чуть позади, задумчивый и печальный. Лицо юноши осунулось, под глазами легли темные тени. Принц потупился, будто не желая смотреть на погребальный костер своего отца. Принц Вернон, которому завтра суждено было стать королем, наоборот, не отрывая глаз смотрел на пламя. Он обеими руками оперся на балюстраду, и его кисти настолько сильно сжимали поручень, что побелели костяшки. На напряженном лице Вернона отражалась сложная гамма эмоций. Его брови были сдвинуты, а губы плотно сжаты, будто бы принц испытывал ярость, но на глазах проступали слезы. Возможно, дело было в том, что ветер приносил дым от костра в его сторону.
Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом и город погрузился в розово-синий полумрак, Десница вновь взял слово:
– Наш брат Фридрих готовится отправиться в объятия Алора. Мы должны проводить его в этот путь. Ешьте и пейте, братья и сестры, земная жизнь коротка, и боги создали нас, чтобы насладиться ею.
Слуги внесли во двор столы с заранее заготовленными блюдами, которые по традиции подавались на похоронах. То же сделали и трактирщики, и просто богатые люди в городе. Блюда были простыми, такие мог позволить себе почти каждый житель королевства, а запивать их положено было лишь водой и отварами трав.
В ночь похорон всем близким усопшего полагалось бодрствовать, чтобы с первыми лучами солнца развеять его прах и отпустить
