Эобара - Владимир Орестов
– Надо его найти, – кое-как язык начал подчиняться воле хозяина. – Срочно!
– Именно его? Не мать?
– Мужика. Там аневризма с грецкий орех в голове. Завтра рванёт.
Василий Михайлович хмыкнул:
– Интересные дела. Я-то на мать его грешил, – Цербер покачал головой. – Не найти его, Лёнь. Я уже поспрашивал. К кому приходил – непонятно, кто это вообще был – тоже никто не знает. Увы!
– Плохо, – вздохнул Леонид и, сбросив плед, сел на диван. С каждой секундой самочувствие становилось всё лучше. – Мне надо принять смену, – с напором заявил он заведующему.
Василий Михайлович скептически сощурился:
– Сначала к неврологам прогуляйся, пусть на тебя посмотрят.
– Но вы же знаете….
– В том то и дело, Лёнь, – покачал головой заведующий, – что ничего я не знаю. Как, скажи, мне допускать к работе доктора после десятиминутного обморока?
Леонид прикусил губу и пожал плечами:
– Но работать-то всё равно некому. А со мной действительно всё в порядке.
Глаза Цербера смотрели грустно:
– Не в порядке. Ничего с тобой Лёнь не в порядке, и я думаю, надо нам об этом поговорить.
С кряхтением Василий Михайлович поднялся со стула, стоящего у дивана, и пересел за рабочий стол.
Леонид вздохнул и переместился с дивана на стул. В конце концов, рано или поздно этот разговор должен был состояться. Больше всего расстраивало странное поведение заведующего.
Кто-кто, а Василий Михайлович к семидесяти годам прекрасно научился не скрывать эмоции, не копить стресс, а выражать всё чётко, предельно громко и обычно нецензурно.
Не раз стены отделения сотрясались от гневных криков заведующего. Воздух дрожал, нервно дребезжали флаконы в шкафах, медсестры прятались по углам, а находящиеся поблизости пациенты предпочитали вернуться в коматозное состояние только чтобы избежать контакта с вошедшим в раж заведующим реанимацией.
Породистое, покрытое густой сетью морщин лицо краснело. Роскошный римский нос, своими синими прожилками схожий больше всего с картой дельты Нила, дул ноздри. Слюна летала в воздухе.
Но сейчас Цербер нервно стучал по столу карандашом и поминутно поглядывал в окно, словно надеясь, что кто-то залетит оттуда и спасёт его от необходимости говорить на темы, которых бы он предпочёл никогда не касаться.
2.Леонид чётко помнил, когда впервые у него «прорезалась» его способность, его особенность, его… дар?
Это был тот же год, когда к нему вернулись позабытые детские кошмары – сны о нитях и пустоте.
Пятый курс. Май месяц. В свежевымытые окна терапевтической клиники прямой наводкой лупит юное весеннее солнце, с безжалостностью снайперской пули унося из головы все слова, кроме трёх, начинающихся на букву «П»: «Петропавловка», «пляж», «пиво». И совершенно нет сил слушать Нину Максимовну и смотреть на осоловевшего от потока студентов мужчину с трёхкамерным сердцем, превратившегося на время госпитализации в главный экспонат, mustsee клиники.
Взгляд Леонида сонно гуляет по маленькой трёхместной палате, на секунду цепляется за недовольного очередной толпой в белых халатах мужчину лет пятидесяти с банальным и, тем самым, ограждающим его от внимания студентов, инфарктом.
Тут всё и происходит.
Внезапно он чувствует странное ощущение под бадлоном на шее, в том месте, где скрывается рубец от ожога-разумеется-от-кипящего-масла. Леонид подносит руку к шее, и в этот момент через окно ему в висок влетает настоящая пуля.
Во всяком случае, так кажется.
Со звуком пузырчатой плёнки в районе темени что-то лопается, уши закладывает, а тело становится чужим и абсолютно не подвластным. Леонид хватается руками за голову, пытаясь справиться с дезориентацией и болью, и при этом явственно ощущает, как кровь из разорвавшегося сосуда пропитывает ткани мозга…
Причём чужая кровь из чужого сосуда – это он понимает чётко. Чужого сосуда в его голове.
Леонида охватывает паника. Почему-то он не обращается за помощью, а опрометью бросается из палаты – насколько позволяют ставшие чужими ноги.
И в этот момент всё заканчивается. Ничего не болит. Пальцы двигаются, сердце (Леонид прикладывает пальцы к шее) стучит чуть быстрее, чем обычно, но не более того…
Всё хорошо.
Геморрагический инсульт? Что за бредни?! Перегрелся, задремал стоя, защемил шею…
Позже Леонид долго кусал локти, размышляя, мог бы он что-нибудь сделать и в конце концов пришёл к выводу – абсолютно ничего. Случившийся на следующий день инсульт оказался полным сюрпризом для всех. Кто бы поверил студенту-пятикурснику, с непонятной уверенностью утверждающему, что у такого-то пациента завтра произойдёт гипертонический криз, который практически мгновенно приведёт к разрыву сосуда в мозгу? Правильно, никто.
А через несколько недель Леонид вновь увидел, почувствовал, осознал будущую смерть и вновь не смог ничего сделать.
В ту же ночь к нему вернулся детский кошмар. Он вновь висел в пустоте, надёжно фиксированный, неспособный пошевелиться, в окружении постоянно двигающихся белёсых нитей – блестящих, склизких, похожих на аскарид. Каждая из них переплеталась с другими, образуя канаты, которые в свою очередь объединялись с другими. Сеть, паутина простиралась до отсутствующего горизонта и дальше, много-много дальше. Не имеющая начала и конца, беспросветная, сводящая с ума бесконечность…
Практически целый месяц он жил, как в кошмаре. Шарахался на улицах от людей, особенно пожилых, практически не спал, сделав справку, на месяц выбыл из институтской жизни. Заодно до дыр изучил несколько руководств по психиатрии, сходил на полуанонимную консультацию, прошёл МРТ головного мозга.
Органических поражений мозга томограф не выявил, чёткий психиатрический диагноз из жалоб Леонида не складывался.
Разумеется, легче ему от этого не становилось.
И вот однажды, проснувшись во втором часу пополудни после пяти часов пустых и бессодержательных снов в замусоренной, прокуренной квартире, Леонид начал действовать.
Первым делом он распахнул настежь все окна.
Затем принялся за уборку – с остервенением отдраил полы, перемыл гору посуды, протёр пыль, выбросил мусор.
Следом принял ледяной душ, сбрил ко всем чертям месячную бородку, растёр жёсткой мочалкой всё тело, выгоняя из него страх и ужас.
И только после всего этого, сидя на очищенной кухне с чашкой кофе, он взял лист бумаги и сформулировал несколько основных мыслей.
Он действительно может видеть будущее. Это – не шизофрения и не какое-то другое психическое расстройство. Нет – и точка. Дальше об этом думать, размышлять, мучить себя лишними мыслями – нет ни малейшего смысла. У него есть способность, дар, и он может обратить его на помощь людям. Как? Зачем? Почему? Всё это были совершенно лишние вопросы.
Ему снятся странные, да что там – страшные сны. И, что дальше? Ничего они не меняют, каждое утро он просыпается в своей кровати, а
