Андре Олдмен - Западня
Драган, первый заметивший всадницу, натянул поводья.
— Кто эта прекрасная дама? — спросил он шарифа.
— Эта прекрасная дама — моя дочь Эллис, — побледнев, отвечал Партер.
— Что ты здесь делаешь, я же велел тебе остаться дома, — крикнул он, когда всадница приблизилась. — Ты нездорова…
Эллис улыбнулась, и в ее прекрасных черных глазах заиграли насмешливые искры.
— А лекарь говорит, что прогулка на свежем воздухе пойдет мне на пользу. Не правда ли, месьор Страдинадо?
Щуплый лекарь только развел руками.
— Ни под каким видом! — грозно объявил шариф. — Это опасное предприятие, я не хочу нести за тебя ответственность!
— Предоставьте это мне, — галантно поклонился Драган, — в моем отряде дама будет в полной безопасности. Позвольте, прекрасная Эллис, предложить вам меч рыцаря и незабываемое развлечение, которое нас всех ожидает!
— Вот мой платок, месьор, и если вам суждено погибнуть, вы знаете, чье имя шептать на пороге вечности.
Драган так и не понял, чего больше было в словах девушки: кокетства или насмешки. Она ударила лошадь стеком и умчалась вперед, прежде чем мужчины успели вымолвить еще хоть слово.
Мало кто видел, как, поравнявшись с тарифом, лекарь сунул тому в руку маленькую склянку, которую старый воин с отвращением понюхал, после чего поспешил вслед за своим отрядом.
Глава восьмая
Светлая полоска с восточной стороны окоема застала Катля уже проснувшимся. Бледный румянец зари все шире разливался по краю неба, но глаз Митры еще не появился, чтобы согреть озябшую за ночь землю. Низкий туман стлался среди камней, и Бэда зябко поежился, плотнее закутываясь в отсыревший во время сна плащ.
Пробуждение его было тяжелым и безрадостным. Пожалуй, так паршиво на душе не было даже на каторге, в Немедийских горах, где ему довелось перекатать на тачке немало камней. А сейчас камень словно лежал на сердце, давя тяжело и неотвратимо, как взгляд орка.
Бэда не мог понять, что с ним случилось. Передряг на его долю выпадало немало, и всегда он умел найти выход, даже когда казалось, что выхода нет. Сквозь соломинку проскальзывал, а носа не вешал. Не из-за коварства же тарифа (кол ему в задницу, как любил выражаться покойный родитель) он так раскис, в самом деле? Катль был уверен, что как только старый Партер вытащит «зубочистку» из своего морщинистого уха, он велит отрядить за ним погоню, но не это волновало и заставляло сердце сжиматься в мрачном предчувствии. В чем же дело?
Вчера, выбравшись из Либидума, он во весь опор погнал украденную лошадь в сторону Волчьих Холмов, прислушиваясь, не пустились ли за ним в погоню. Погони не было, видно, старик решил обставить дело со всеми подобающими церемониями. Не каждый день волколака ловить приходится, тут подход нужен…
Бэда и сам не знал, станет ли он искать в холмах неведомого злодея, чтобы убить и принести его голову Партеру. Конечно, шарифу надо списать на кого-нибудь пропавший скот и страхи глупых женщин, и человек, скрывающийся в Волчьих Холмах, подходит как нельзя лучше. Но сдержит ли шариф слово, коли уже его нарушил? Ему выгоднее покончить с Катлем и убить двух зайцев: и от зятя-разбойничка избавиться, и народ утихомирить.
Катль мысленно уже называл себя зятем Партера, ибо был человеком прямым и бесхитростным. Всех женщин он делил на две неравные части: первую, большую и худшую, составляли шлюхи, вторую — честные жены. Бэда знал немало потаскушек, а если ему доводилось невзначай переспать с какой-нибудь фермерской женушкой, он тут же заносил ее в худшую часть.
Эллис принадлежала ему там, на лесной поляне, после битвы с оплетнем (прыщавый мальчишка был отправлен в ближайшую деревню за подмогой, дабы зарыть смердящие останки чудовища, но, конечно, подглядывал), и это была чистая, хоть и довольно безумная страсть, порыв, толкнувший спасенную красавицу в объятия благородного спасителя. Их души вознеслись к блаженным небесам, в то время как сплетенные тела мяли душистые травы земного дола… И Бэда положил в сердце своем сочетаться с прекрасной Эллис законным браком, ибо не хотел, чтобы прекрасная Эллис присоединилась к длинной веренице распутниц, бредущих прямиком в Юдоль Скорби.
Он вовсе не лукавил, говоря тарифу, что решил покончить с беспутной жизнью. Собственно, Бэда не был рожден для авантюр и приключений, и только дар, врученный ему кем-то из небожителей по ошибке, толкнул молодого человека на этот скользкий путь. Дюжина детей, преданная жена и крепкое хозяйство — вот что видел Бэда в своих мечтах.
После той бурной любовной сцены на лесной поляне Эллис не допускала его к себе, хотя Катль несколько раз тайком проникал в ее комнату. Бэда блаженствовал: именно так, по его мнению, и должна вести себя честная женщина, будущая мать семейства. Они сидели в полумраке на диване, держа друг друга за руки, и почти не разговаривали. Впрочем, пару раз Эллис намекнула, что не против навсегда поселиться в Свободных Землях и зажить своим домом, избавившись от докучливой опеки отца и несносного аквилонского дядюшки, который вознамерился сделать из нее светскую даму.
«Отец, конечно, желает мне добра, позволяя лишь дважды в год приезжать к нему в гости, — сказала она, — но ты бы знал, мой милый Бэда, какая это скука — вышивать на пяльцах и смотреть с балкона, как какие-то дурни разбивают друг другу головы в твою честь. То ли дело здесь: эти леса, в которых легко заблудиться, кровожадные пикты, страшные чудовища, опасности…
«Со мной тебе нечего бояться, — скромно отвечал Катль, потупив глаза, — мы построим дом, обнесем его крепким частоколом и заживем по-настоящему».
Девушка тихо улыбалась.
Бэда не привык откладывать дела в затерянный сундук и вскоре отправился к тарифу свататься.
Партер долго пил с ним вино, называл «сынком» и втолковывал, что его дочь ждет гораздо более светлое будущее, нежели огород, свиньи и выводок грязных карапузов. Впрочем, когда дочь устроила сцену и пригрозила, что в случае отказа уйдет жить в лес, к пиктам, обещал подумать.
Тут и подвернулся Черный Джок, кол ему в задницу. Негодяй получил свое, а шариф свое: упек опасного соискателя руки дочери на каторгу.
Бежав с рудников и вернувшись в Тхандару, Бэда узнал, что Эллис хворает со времени их разлуки, при ней неотступно находится лекарь из Зингары, и Партер склоняется к тому, чтобы навсегда запретить дочери пересекать границы Боссонских Топей. Катль со свойственной ему прямотой отправился к тарифу, представил доказательства собственной невиновности в давнем деле и потребовал объяснений относительно дочери. Партер ничего объяснять не стал, арестовал Бэду и бросил в яму. А потом объявил волколаком.
