Джон Робертс - Конан в цитадели мрака
Присутствующие разразились хохотом, представив себе остепенившегося одноглазого туранца. Каждый делился своими мечтами о быстром и легком богатстве.
— А что ты, Конан? — поинтересовался Осман.
— Мне страсть как охота увидеть Иранистан, — сказал киммериец. — Наверное, отправлюсь в ту сторону.
— И что будешь делать со своей долей? — наседал Осман.
Конан пожал плечами:
— Жить вволю, пить вволю, бродить по земле. С кучей золота я смогу набрать и оплатить свою собственную шайку наемников.
Убо смотрел на него как на помешанного:
— Ты собираешься платить своим головорезам?
— Так уж заведено, — сказал Конан. — Наемники требуют платы. Но в крепкой шайке они смогут заработать своему атаману во много раз больше, чем обойдутся ему. Грабежами они смогут повысить свою плату, и никто не захочет вздернуть их за это.
Чемик пожал плечами:
— Ты воин, Конан. Мы же все тут — просто обыкновенные бандиты. Делай со своей долей что пожелаешь.
— Конан, ты должен отправиться на поиски этого кудесника, — сказал Осман. — Ауда будет проводником. Кто еще пойдет? — Каждый делал вид, будто занят какими-то своими делами. — Отлично, я не трус! Я пойду с нашим атаманом.
— Решено, — сказал Конан, поднимаясь. — Что до вас, ленивые дубины, вам тоже найдется дело. Крадите всех верблюдов, что сможете отыскать, и гоните их в наше старое укрытие. И пусть никто не думает, что сможет уклониться от схватки, ухаживая за скотиной, — животные никуда не уйдут от воды и травы. Как только все будет сделано, мы снова встречаемся здесь. Большое празднество начинается через пять дней с освящения нового храма. Ауда, Осман, отправляемся! — Как всегда, приняв решение, киммериец не терял времени даром.
Трое оседлали коней и, ведомые Аудой, поскакали на юг, в пустыню. Через поросшие чахлыми деревцами холмы они выехали на неровную каменистую равнину, где в отдалении друг от друга встречались лишь заросли кустарника. Ближе к вечеру Ауда привел их к крошечному пруду. Напоив лошадей, они продолжили путь. Солнце уходило за западную гряду, небо окрасилось ярко-фиолетовым цветом, и появились первые звезды. Затем они скакали под абсолютно черным небосводом, на котором сияли яркие светила и призрачно мерцали туманности. Со временем взошла луна, осветив все вокруг таинственным сиянием, что почти заменяло дневной свет натренированным глазам пустынножителей.
Все вокруг них погрузилось в безмолвие. Ночью пустынные твари покидают свои норы ради охоты, поисков пропитания или партнеров для любовных игр, но все это обычно происходит беззвучно. Нашуметь — значит обнаружить себя. Точно так же и люди скакали почти бесшумно, направляя коней по мягкой земле, где не слышен стук копыт; оружие и упряжь обернуты кожей и тканью, чтобы ни малейшее звяканье не выдало ночных всадников, почти не говорящих, лишь изредка шепотом окликающих друг друга.
Ауда выехал на гребень песчаного утеса и застыл, движением руки приказав стать остальным. Его спутники, приблизившись, осадили коней. Под гребнем лежал маленький оазис — вытянутый пруд в окружении финиковых пальм. На одном конце водоема стояла небольшая хижина под низкой крышей. Кони заржали и забеспокоились, почуяв близость воды.
Насколько можно было разглядеть, жуткий свет лился из окон и двери хижины. Свет, меняющий окраску от ослепительно синего до цвета морской волны. Внезапно он стал оранжевым, затем кроваво-красным и, наконец, угас, обратившись в темноту.
Осман прочистил глотку:
— Мне кажется, колдун может счесть невежливым, если мы потревожим его столь поздней ночью. Может быть, утром, когда солнце поднимется?..
— Точно! — горячо поддержал его Ауда чуть дрожащим голосом. — Среди жителей пустынь считается чрезвычайно невежливым для незнакомца войти в жилище из темноты. На подобные приветствия часто отвечают градом стрел.
— Это всего лишь свет, — сказал Конан, хотя и у него по телу пробежали мурашки. — Но, возможно, лучше и вправду не тревожить…
— Идите за мной. — Женский голос заставил их всех подпрыгнуть в седлах, выругаться и схватиться за сталь. Лошади вскинулись и рванулись, с трудом удерживаемые всадниками.
— Сет побери, женщина! — вскричал Конан, успокоив коня. — Почему ты не предупредила о себе заранее? От неожиданности мы могли снести тебе голову!
Послышался звонкий смех:
— Убить меня? Вам надо хотя бы меня увидеть!
— Так мы жаждем этого, — слегка запинаясь, произнес Осман. — Несомненно, ты так же прекрасна, как твой голос.
Раздосадованный Конан озирался вокруг. Он-то гордился своей сноровкой и нюхом в дикой местности, а эта девчонка (ибо, судя по голосу, она была очень молода) невидимой приблизилась на расстояние удара меча. Да к тому же, думал он, он по-прежнему не видит ее!
— Покажись, — потребовал киммериец.
— Это ведь вы явились сюда без приглашения, — сказала она. — Но я выполню твою просьбу.
Тень отделилась от гигантского камня, и они увидели силуэт женщины, столь изящный и грациозный, как у степной газели. Конан не мог понять, как умудрился не заметить ее, но он знал, что в призрачном лунном свете человеческий глаз различает движение прежде очертания, а цветов не разбирает вовсе. Он и сам часто скрывался от преследователей, рыщущих за ним под луной, просто затаившись в полной неподвижности. Несомненно, эта девчонка совершила нечто подобное.
— Милостивая госпожа, — начал Ауда, склонившись с седла и притрагиваясь к своей груди и губам, — мы ищем…
— Вы ищете великого мага Волволикуса, — прервала его девушка. — Ему известно это, и час назад он послал меня сюда, чтобы доставить вас к нему.
— Как он узнал о нашем прибытии? — осведомился Осман.
— Но ведь он волшебник, — объяснил, будто законченному простофиле, Ауда.
— Пойдем, — скомандовал Конан. — Веди нас, девица.
Невзирая на опасения, что испытывал Конан, приближаясь к магу, он не мог не восхищаться женщиной, что так грациозно скользила перед ними; ее белые ступни бесшумно ступали по песку, округлые бедра плавно покачивались под одеждой, столь легкой, что лунный свет, казалось, пронзает ткань, обнажая миниатюрную, но сочную фигурку. Женщина, ясным днем фланирующая по безопасным городским бульварам, не могла быть более беспечной.
Они спешились у длинного водоема и напоили лошадей. Конан заметил, что пруд обложен тесаным камнем, а вода туда с мелодичным журчанием струится с камня, которому искусным мастером придана форма причудливого лица. Сток был не виден.
— Будем расседлывать? — спросил Осман.
