Гарри Гаррисон - Специалист по этике
Перед ним лежал человек с редкими седыми волосами и бледным, старчески высохшим лицом. Среди вещей Чаки оказались и башмаки Язона, грязные, но целые. И он с превеликим удовольствием вновь натянул их на ноги.
Когда с переоблачением было покончено, миру явился новый Чака. Чака воскрес. Тело на песке принадлежало обыкновенному рабу. Язон выкопал неглубокую могилу, положил его туда и засыпал песком. Затем, прихватив с собой все оружие Чаки, он повернул обратно.
Рабы, завидев его, выстроились в шеренгу.
Глаза Язона встретились с глазами Айджейл. Она с тревогой смотрела на него, пытаясь угадать, чем кончилась схватка.
– Один-ноль в пользу команды гостей! – объявил он, и на ее губах сверкнула мимолетная улыбка. – Головы выше! – крикнул Язон. – Новый день наступил для вас. И пусть вы мне не верите, но у вас большие возможности.
Насвистывая, Язон шел за рабами и с удовольствием проглотил первый найденный ими кренодж.
Глава 6
Они разожгли костер на берегу.
Язон сидел спиной к океану, держа в руках шлем. Эта штука причиняла ему невыносимую боль.
Он подозвал к себе Айджейл.
– Слушаю тебя, Чака. И повинуюсь.
Она подбежала к нему, легла у его ног и стала торопливо освобождать свое тело от шкур.
– Что ты думаешь о людях?! – вскипел Язон. – Сядь! Я хочу поговорить с тобой. И зовут меня не Чака, а Язон. Понятно?
– Да, Чака, – ответила она, бросая на Язона испуганный взгляд.
Он поворчал и пододвинул к ней корзину с креноджами.
– Гм… Не так-то просто изменить социальное устройство… – Он помолчал. – Скажи, Айджейл, хотела бы ты стать свободным человеком?
– Что значит «свободным человеком»?
– Свобода – это когда нет ни рабов, ни рабовладельцев. Каждый может пойти куда захочет и делать что захочет.
– Мне не нравится. – Айджейл даже задрожала. – А кто будет заботиться обо мне? Как я могу искать креноджи одна? Надо искать креноджи всем вместе. Один умрет от голода.
– Если все будут свободны, ты сможешь объединиться с другими людьми для поисков креноджей.
– Глупости! Кто найдет креноджи, тот их и съест. Никто не станет делить пищу, как это делает хозяин. Мне нравится есть креноджи.
Язон растерянно погладил отрастающую бороду.
– Все не дураки поесть, но это вовсе не означает, что люди обязаны быть рабами, – сказал он. – Однако ты права. Необходимы решительные перемены. Иначе ни о каком освобождении не может идти и речи. А покуда во избежание неприятностей придется мне во всем следовать Чаке.
Язон подобрал дубинку и побрел в темноту, обходя лагерь стороной. Он выбрал подходящий холм, на ощупь извлек из сумки небольшие колышки – наследство, доставшееся от Чаки, – и привязал к ним шнурок со стальными колокольчиками. Защищенный таким образом, он устроился в самом центре паутины. Но выспаться Язону не удалось. Всю ночь он вскакивал и вслушивался в пустоту, всю ночь ему мерещились крадущиеся шаги и угловатые тени аборигенов.
С рассветом они опять тронулись в путь, но вскоре остановились у межевого знака.
Язон отдал приказ идти дальше, и это решение пришлось всем по душе. Люди, уставшие от тоски повседневной жизни, ожидали увидеть хорошую схватку. И когда на горизонте появился отряд очередных собирателей креноджей, на лицах рабов промелькнуло некое подобие радости.
– Ненавижу тебя, Чака! – кричал на бегу Фасимба. – Ты пришел на мою землю. Я убью тебя!
– Постой!.. Да-да, я ненавижу тебя, Фасимба, прости, чуть не забыл. Мне не нужна твоя земля. Я хочу поговорить с тобой…
– У тебя новый голос, Чака, – сказал, останавливаясь, Фасимба. Он поднял над головой каменный топор и замер в ожидании.
– Да, я новый Чака. Старого Чаки больше нет. Он умер. Я хочу забрать у тебя своего раба. Отдай его, и мы уйдем.
– Чака был хороший воин. Ты, наверно, лучше Чаки, – он в гневе потряс топором, – но не лучше меня!
– Ты сражаешься лучше всех, Фасимба. Девять из десяти рабов хотели бы, чтобы их хозяином был ты, Фасимба. Но давай поговорим о деле. Мне нужен раб с дыркой в голове. Я дам за него двух других, по твоему выбору. Что скажешь?
– Хорошая сделка, Чака. Бери любого, их у меня предостаточно. Я выберу у тебя двоих. Раба с дыркой у меня нет. Много беспокойства. Все время говорил. Я стер ногу, пиная его. С радостью от него избавился.
– Ты убил его?
– Я не трачу рабов зря. Продал дзертаноджам. Взял за него две стрелы. Тебе нужны стрелы, Чака?
– Нет, сейчас не нужны, Фасимба. Но все равно спасибо за неплохую весть. – Язон порылся в корзине и достал кренодж. – Вот, возьми.
– Где ты взял отравленный кренодж? – удивился Фасимба. – Я использую его.
– Он не отравлен, Фасимба. Он съедобен ровно настолько, насколько съедобны вообще все эти фрукты.
– Ты отлично лжешь, Чака. Я дам тебе за него стрелу, – засмеялся Фасимба.
– Он твой, – сказал Язон, кидая Фасимбе плод, – но говорю тебе: он не отравлен.
– Это я скажу тому человеку, которого буду угощать. Я хорошо использую твой кренодж. – И Фасимба бросил Язону стрелу.
Язон взглянул на подарок Фасимбы. Стрела была ржавая и с трещиной.
– Отлично, – сказал он. – А ты жди, когда твой друг съест этот кренодж.
Сделка состоялась, но подозрительный Фасимба не сдвинулся с места до тех пор, пока Язон не покинул его владений.
Прошло около трех суток, прежде чем Язону удалось приблизиться к пункту назначения.
Как только единственный ориентир – океан – пропал из виду, он вынужден был вести людей наугад. Правда, новоиспеченный рабовладелец ничем не выдал своей неосведомленности, и рабы послушно шли вперед, ни о чем не подозревая. Они шли, собирали креноджи, дважды пополнили меха водой из встретившихся по пути источников, а один раз чуть было не полакомились мясом какого-то животного. Но Язон, к великому разочарованию рабов, умудрился промахнуться.
Утром третьего дня Язон разглядел над туманной линией горизонта признаки изменения ландшафта. И еще до обеда они вышли к волнистому морю голубовато-серого песка. Перед ними лежала пустыня.
– Как здесь отыскать дзертаноджей? – спросил Язон ближайшего раба.
Но тот лишь нахмурился и отвел взгляд.
В последнее время у Язона то и дело возникали сложности с дисциплиной. Рабы, если он как следует не пинал их, не желали ударить и палец о палец. Приказ, не сопровождаемый пинком, оставался без внимания, а нежелание Язона прибегать к физическому воздействию воспринималось как проявление слабости. Все его попытки улучшить рабскую долю были обречены на неудачу.