Память душ - Дженн Лайонс
– Серьезно? А я и не заметил. – Док нахмурился. – Я не совсем понимаю, как эта проклятая тварь вообще что-то видит, но то, что я показываю дракону, явно не способно его обмануть.
– Он ищет меня.
– С чего бы… – Док замолчал и еще раз взглянул на меня. – Может, и так. Посмотрим, сможем ли мы это использовать. Беги! – закричал Док. – Хаэ, Гари, остановите дракона, когда он повернется!
Я побежал. Дракон действительно последовал за мной, игнорируя более очевидные цели, и от каждого его шага земля сотрясалась. Позади меня прогремели взрывы, когда волшебники воспользовались возможностью без проблем атаковать монстра.
Я услышал еще один удар молнии и рев дракона. Но оглянуться я не смел – я практически чувствовал, как эта тварь следует за мной. Я услышал, как дракон заревел снова и вдруг прекратил погоню.
Потом я услышал еще один крик – мамин.
Я обернулся. Ей не угрожала непосредственная опасность, она по-прежнему стояла у линии деревьев так же, как когда вызвала порыв ветра, отшвырнувший зверя. Нет, кричала она от страха за человека, безвольно свисающего из пасти Роламара. Человека, которого он встряхнул, а затем бросил на землю.
Моего отца Терина.
Весь мир словно замер.
Изломанное тело Терина не шевелилось. Было бессмысленно обманывать себя насчет его судьбы, насчет того, жив ли он. Из его спины был вырван огромный кусок плоти, позвоночник торчал белой полосой, а тело было разорвано почти надвое. И ничего нельзя было изменить. Всего за один миг.
Мой отец умер.
Даже сейчас мне трудно объяснить, что произошло дальше. Мир потемнел. Не в переносном смысле. Буквально. Солнце почернело и мгновенно затмилось, хотя на небе не было Трех Сестер. Озеро окутали тени.
Мое сознание сгустилось, сфокусировалось, вернулось к дракону Роламару. Моему племяннику. Дракону, который только что убил моего отца. Я поднял руки. Я не заметил, как поднялся ветер, который закружил вокруг меня грязь и сорванные листья. Я не заметил, как мои глаза изменили цвет. Они не почернели, но опустели: и это была пустота, не отражающая света, пустота темнее черноты глаз Королевского Дома Де Лора.
Я почувствовал отчаяние. Я почувствовал ярость.
Я указал на дракона; тьма растеклась по его телу, призрачная болезнь проникла в его кости и порванные сухожилия, отчего те зашелушились и начали рассеиваться, как пепел.
Роламар в панике отпрянул назад, его сломанные, искривленные крылья тщетно захлопали в воздухе. Он взревел, как будто это могло остановить его надвигающийся распад. Однако дракон так и не напал на меня. Вспоминая это, думаю, он сам удивился, что я смог причинить ему страдания. Дракон побежал.
Это было бесполезно.
Он барахтался в озере, и черные миазмы пожирали его голову, а я чувствовал… Я чувствовал тенье этого создания, обжигающую необъятность силы, затмевающей самого сильного волшебника, парящую какофонию божественного потенциала. Эта энергия снова потекла через меня и исчезла, когда Роламар произнес первое и единственное слово, которое я когда-либо слышал от него:
– Да.
И дракон исчез, словно его никогда и не было.
Я не желал останавливаться. Я мог бы продолжить гореть, разрушать все это, кричать, изливая свою боль, пока чаша страданий не опустеет. Может быть, это не имело смысла. В конце концов, какое мне было дело до Терина Де Мона? Я едва знал этого человека, и большую часть всего времени, что я его знал, он отказывался признать свое отцовство. Ему было так стыдно признаться в обстоятельствах моего рождения, что он согласился с отвратительной ложью моего брата Дарзина. Но этот разговор, что состоялся у нас… Я только что нашел своего отца. Я только что познакомился с ним.
Я не мог потерять его.
Ожившие мертвецы уже обрушивались вниз, превращаясь в неподвижные трупы, когда погибал тот, кто управлял ими. Кто-то выкрикивал мое имя. Я слышал это как будто издалека, словно меня окутала, оглушила тень.
Наконец я заморгал, покачнулся на месте и пришел в себя. В каком-то смысле мир стал ярче.
Я рухнул на колени, слишком оцепеневший, чтобы двигаться, чувствовать или думать о том, что только что произошло. Я мог только сидеть на берегу и слушать горестные стенания. Это была моя мать, понял я. И это был не просто мучительный плач, нет. Она повторяла одну-единственную фразу, снова и снова. Три коротких слова. Три коротких слова, которые вонзались мне в сердце, потому что я точно знал, что они значат. Что они значат на самом деле.
Мне очень жаль. Мне очень жаль. Мне очень жаль. Мне очень жаль. Мне очень жаль. Мне очень жаль. Мне очень жаль.
Больше никто не издал ни звука.
62. Назад, во Тьму
(Рассказ Гризта)
Остальное вышло на удивление легко.
Как только Галава пришла в себя, она воскресила остальных.
Гризту даже не пришлось использовать Темные Оковы. Галава сделала все сама.
И в мгновение ока семь богов, или, по крайней мере, семь существ, обладающих силой, подобной божественной, оказались на вершине Матери Деревьев перед Гризтом и Хаэвац. Судя по всему, можно было готовиться к банкету.
На самом деле, он просто не верил, что это сработает.
И это совершенно не было похоже на праздник. Семеро Стражей даже не взглянули на него. Они смотрели сквозь него, связанные с реальностью тончайшими нитями.
Вуали, подумал про себя Гризт. Они совсем как Реваррик. Они опять и опять совсем как Реваррик.
Он искренне, страстно надеялся, что ему не придется снова нянчить семь богоподобных существ, возвращающихся в сознание. Одного раза было более чем достаточно. Он вспомнил слова Валатеи и испугался за их психическое здоровье. Реваррик, по крайней мере, был единым целым. Он не был рассеян по вселенной. Гризт отступил назад, позволяя Хаэвац поприветствовать каждого из них по очереди.
Омфер и Галава обнялись и прижались друг к другу. Аргас сидел, уставившись в пустоту и медленно моргая. Тиа и Таджа обнимали друг друга, по лицу Таджи текли слезы. Хоред метался из стороны в сторону, больше всего напоминая загнанного в клетку охотничьего кота. Таэна, содрогаясь, смотрела вдаль.
И все они выглядели оцепеневшими, потрясенными, потерянными. У них были отстраненные взгляды людей, которые видели то, что не могло быть увиденным, то, что будет преследовать их вечно.
Они не были похожи на людей, которым помогли или которых спасли.
– Вы помните, что происходило, пока вас… не было? – Вопрос вырвался прежде, чем он успел обдумать, разумно ли пытаться прерывать их выздоровление. Он даже
