Джулиан Мэй - Узурпатор
– Если ты будешь сражаться с Эйкеном такими же нечестными приемами, народ тебя не поймет. Ведь он – избранник Мейвар Создательницы Королей и утвержден конклавом.
– С узурпатором я встречусь по всем правилам искусства, – разуверил его Ноданн. – Меч против Копья, как дрались на Серебристо-Белой равнине, да не окончили из-за потопа.
– Ну, тогда все в порядке! – просиял старый творец. – Что до угона самолетов… предложение твое любопытно, но как его осуществить? Ведь стоит первобытному в золотом торквесе передать одну фразу – и вся операция насмарку.
– Ох, был бы Кулл жив! – вздохнул Стратег. – В такой переделке воин-корректор нужен как воздух. Он бы рассортировал чужеродные умы, успокоил подозрения, заглушил крики.
– Самые способные умокруты переметнулись к Эйкену или – еще того хуже
– к Дионкету и пацифистам. Мой Бодуругал – превосходный целитель, но в стрессовых ситуациях теряется. А из его подручных ни один корректор не имеет достаточного опыта для работы с голошеими. Адски трудно дурить мозги первобытным, если они не носят серых и серебряных торквесов. А уж как справиться с золотым, я и вовсе не представляю!
– Мерси бы сюда! – продолжал мечтать Ноданн. – Чтобы справиться с людьми, нужен человек.
Чашка Сотрясателя Земли тихонько звякнула о блюдце. Лицо его вдруг просветлело.
– Конечно! – прошептал он. – Конечно!
Клу. Я сделаю это.
Хаген. Совсем сбрендила! Быстро же ты забыла беднягу Элаби ради гуманоида!
Клу. Скотина! (Импульс боли.) Хаген. Ох, черт! Прости… Но ты не должна так рисковать. Ведь мы уже близки к цели. Завтра, если сможем починить гусеницу, пересечем гряду Риф. Жду не дождусь полюбоваться на знаменитый водопад! А после переплывем Средиземку, проберемся вдоль Балеарского полуострова – и вот она, твоя Афалия! Я хочу, чтобы ты встретила нас там, детка, а не пускалась в какой-то бессмысленный рейд со своим новым любовником.
Клу. Я обеспечу Ноданну летательные аппараты для нападения на Эйкена Драма, разве это бессмысленно? При моей коррекции никто из человеческих охранников не забьет тревогу. К тому же для меня это еще важнее, пускай тебе и наплевать, – я спасу человеческие жизни. Я всех надежно отключу, и мы возьмем их на борт как пленников, вместо того чтобы уничтожать, как планировали вначале гуманоиды. А сама я ничем не рискую… Ну, разве что подстрелят из «Гускварны».
Хаген. Из «Гускварны»?! Боже, Клу! Откуда у первобытных настоящее оружие? Я думал, у них все больше луки да стрелы…
Клу. Точно не знаю. Но здесь его очень много, и пользуются им не только первобытные, но и гвардия Эйкена Драма.
Хаген. Вот сучество!
Клу. В маленьком сценарии Кугала и Ноданна мне отводится главная роль, и в то же время опасность для меня минимальна.
Хаген. Что ж, удачи тебе, сестренка. Но смотри: в замок Эйкена ни ногой! Ни под каким видам, слышишь?
Клу. Да ладно, ладно, не бойся.
Хаген. Подумай о нас и о временнОм люке. Мы все рассчитываем на тебя. Только ты можешь быть посредником между нами и отцом. Выйдет же он когда-нибудь из барокамеры… если он действительно там. И когда вернется к жизни, то уж не станет торчать на Окале, а свалится прямо нам на голову, будь уверена. Если кто и способен на него повлиять, так это ты.
Клу. Я все время вызываю его, и никакого толку. Скорей всего, он в барокамере. Если, конечно… Слушай, Хаген, а не могло так случиться…
Хаген. Не будь идиоткой!
Клу. Но ведь Фелиция чуть не убила Эйкена. И если она ретранслировалась в Северную Америку, то могла, невзирая на экраны, заявиться прямо к папе в обсерваторию под прикрытием его внешнего луча…
Хаген. Да жив он, жив, черт бы его побрал!
Клу. Тебе не удалось пробиться к Маниону?
Хаген. Нет. Вейко все время пытается, но не может собрать необходимую мощность для скрытого канала… Все-таки он во многом уступает покойному Вону. А работать открытым текстом мы не рискуем. Но, кроме Алексиса, никто на Окале не скажет нам правды.
Клу. Они здесь. Мне пора идти.
Хаген. Будь осторожна, детка, очень тебя прошу!
Клу. И ты тоже… Не сочти за труд, сделай для меня несколько стереокадров Гибралтара. Стоящее, должно быть, зрелище.
Охотники на бекасов из лагеря в Ущелье Гиен наткнулись на Дугала. Через неделю после засады фирвулагов он был все еще жив, но без сознания. Тело его превратилось в кровавое месиво ран и укусов насекомых. Ему удалось проползти около двадцати километров, прежде чем он потерял сознание на болотах чуть южнее самшитовой рощи, где были спрятаны летательные аппараты.
– С восторгом в гроб я лег бы, как в постель! note 22 – пробормотал Дугал, когда спасители вытащили его из грязи. – О мавританка! Так горькою своей судьбой измучена, что жизнь на карту хоть сейчас поставлю! note 23
– Самой иногда так тошно – хоть ложись да помирай! – откликнулась Софронисба Джиллис. – Ну, выкладывай, сучий потрох, как ты ускользнул от Ориона и остальных.
Но речь Дугала перешла в бессвязный лепет. Уже когда его приволокли в лагерь, он на миг очнулся при виде двух запаркованных машин и простонал:
– Увы! Гордые соколы пойманы и растерзаны… – И тут же снова погрузился в транс.
Фронси и ее спутники отнесли бесчувственного Дугала в лазарет. Сгустились сумерки, чуть щербатая луна посылала свои поисковые лучи сквозь густые ветви самшитовых деревьев и серебрила черную обшивку экзотических птиц. Все бастарды Бэзила, кто нынешней ночью не был в дозоре, собрались возле палатки. Но опытные лекари Тонгза и Магнус Белл никак не могли привести пленника в чувство.
– Думаю, это безнадега, – сказал Магнус Бэзилу. – Парень в шоке. Ко всем поверхностным ранам у него почти наверняка прободение селезенки. Одному Богу известно, как он вообще еще жив.
– Пошли все вон отсюда! – распорядился Тонгза.
Бэзил повел всех на залитую лунным светом поляну.
– Надо непременно выяснить, что сталось с партией, конвоировавшей пленников, – на ходу говорил он Софронисбе. – То ли Дугал просто сбежал, то ли они нарвались на людей Эйкена, то ли на фирвулагов. Ты уверена, что он не сказал ничего осмысленного? Ни намеком не сообщил, что наше укрытие рассекречено?
Чернокожая женщина-монолит пожала плечами.
– Да нет, обычный словесный понос. Все Шекспира цитирует. Когда мы притащили его сюда, он что-то лопотал про машины. Называл их «гордыми соколами» или еще как-то.
Бывший профессор Оксфорда вытаращил глаза.
– Что он сказал? Дословно?
Вперед выступил один из охотников за бекасами.
– Я запомнил! Он сказал: «Гордые соколы пойманы и растерзаны».
Взгляд Бэзила остановился на длинноногих летательных аппаратах с опущенными крыльями и кабинами, напоминающими склоненные птичьи шеи. Он продекламировал:
