Иди через темный лес. Вслед за змеями - Джезебел Морган
Марья лягнулась наугад, но не попала.
– Дай угадаю, маленькая сестрица, – прямо в ухо прошипел Финист, не спеша ее выпускать, – тоже свою мертвую служанку выслеживаешь?
Марья осторожно кивнула и, когда Финист убрал ладонь с ее лица, шепнула, откинув голову ему на плечо:
– А она все еще мертвая? Все еще без лица?
– Нет. – Финист вздохнул и потянул Марью за собой. – В том-то и дело, что нет.
Они вернулись в одну из малых гостиных. Марья помнила ее – при дневном свете обои, обивка мебели, шторы мерцали мягкой шелковой голубизной, в темноте при изменчивой пляске свечей комната казалась затянутой льдом. Марья поежилась, когда озноб иголочками пробежал по шее.
Финист методично запер двери, выглянул в окно и только потом уселся в одно из кресел.
– Мы не продолжим искать Аксинью? – Марья удивленно присела напротив.
– Разве чтоб загнать в угол и допросить… но не когда ты путаешься под ногами.
Марья устало закатила глаза:
– Я понимаю, что ты зол, но можешь поверить – я и сама не в восторге от того, что нас тут заперли. Хотим выбраться – надо вместе что-то придумать.
– Во-первых, нет, ты не понимаешь. – Финист говорил совершенно спокойно, с прежней улыбкой, но что-то в его голосе и выражении лица внушало оторопь. – Во-вторых, что придумать? Я смотрю, ты так и не осознала, с кем связалась твоя дражайшая сестрица.
Марья вскинулась:
– Ну так объясни мне!
Финист потер переносицу, поморщился недовольно.
– Хорошо, моя дорогая, если ты хочешь сказку, пусть будет сказка. Не боишься, что потом заснуть не сможешь, нет? На долгом пути через лес твоя храбрая сестра попала в темные воды. Я не знаю, как тебе это объяснить… я и сам их не понимал, пока вслед за твоей сестрой туда не шагнул. Это океан до начала времен, это тьма, одиночество и холод. Там страшно – даже такому, как мне. Ты идешь и не знаешь – не на одном ли ты месте. Дышишь водой – и вкус ее горек, может, она отравляет тебя. Там нет ничего. И сделать там ты не можешь ничего. Ловушка пустоты и отчаяния. И там мы потеряли друг друга.
Марья сидела неподвижно – Финист, казалось, и вовсе забыл о ней, повторяя историю скорее для себя в попытке собрать головоломку.
– Я думал, мальчишка-шаман смог договориться с кем-то. Думал, даже там нашлись духи, готовые пожалеть слепого волчонка… Но теперь понимаю – договорилась твоя сестра. Помнишь, как вчера она рассыпалась темными каплями? Воздух вокруг них стал горек, как в темных водах. Вот откуда эта Змея.
– Но она сказала, договор другой, – осторожно напомнила Марья.
– Значит, – Финист улыбнулся, – это второй договор. Первым она нас вытащила. Вторым тебя защитила. Но видишь, что плохо, маленькая сестрица? Мы так и не знаем, что Соколица пообещала взамен. Можно ли хоть что-то отыграть назад, чтобы ее вернуть.
Марья застыла. Удушливая ночная духота отступила, в нос ударил стылый запах снега и мертвой травы. Знакомый холод пробежался чуткими пальцами по позвоночнику, сжал сердце, превратив его в кусок льда. Марья не сопротивлялась. Лучше так, чем изнывать от яда вины, чем в который раз повторять и повторять: это все из-за меня. Если бы не я, не мое упрямство, не моя обида – ничего бы не случилось. Ни перьев, ни леса, ни Змеи.
Марья улыбнулась. Ледяные губы охотно подчинились, и колкие, острые слова легко скатились с ледяного языка.
– Что ж, хорошо, что и ты заперт здесь. Ведь в том, что случилось с Аней, виноваты мы оба. Разве может найтись более подходящий ад для тех, кто больше всего жаждал свободы?
Финист вздрогнул, стиснул подлокотники так сильно, что пальцы побелели.
– Мне не знакома концепция ада, маленькая сестрица, – наконец улыбнулся он. – Но должен признать, запереть нас вместе – и впрямь великолепная пытка! Будь моя воля… – Он нахмурился, подался вперед, как для укуса, продолжил тихо и хрипло: – Будь моя воля – и я свернул бы тебе шею.
– Но мы связаны. – Марья пожала плечами. – И это тоже был полностью твой план. Останемся ли мы тут или выберемся – мы сделаем это вместе.
– Нет, дорогая моя. – Финист тихо рассмеялся и поднялся из кресла. – Не мы связаны вместе, а ты – камень на моей шее. Ты была нужна, чтоб выбраться из Нави – и только.
У дверей он замер, оглянулся через плечо:
– Если хочешь быть полезной и хоть что-то не испортить, будь добра – избегай Аксиньи.
– Почему бы просто не спросить у Альберта, что с ней? Может, в этом поместье вне времени и умереть нельзя?
Финист широко улыбнулся:
– О, моя дорогая, я уже спрашивал. Он не верит – потому что ни разу ее не видел.
Только когда его шаги затихли среди анфилад комнат и коридоров, Марья смогла судорожно вздохнуть. Звук больше походил на всхлип, и она хотела расплакаться, но слез не было – только лед, плотный, белый, за которым спал монстр, как она сама когда-то спала в Нави.
И тюрьма у них теперь одна на двоих.
Марья прикрыла глаза и сгорбилась в кресле, обхватила себя руками – такими же ледяными, как все тело. Она солгала. Она никогда не желала свободы, даже в едкие четырнадцать лет. И тогда, и сейчас она хотела только одного.
Семью.
* * *
Альберта она нашла в маленькой комнатке перед аркой во флигель, она служила ему одновременно и кабинетом, и спальней. Марья постучалась, конечно же, как хорошая девочка. Но Марья никогда не считала себя хорошей и потому постучала слишком тихо – только для того, чтобы потом делать невинные глаза и не врать на вопрос, почему зашла без стука.
Но даже если б она минуту колотила в дверь кулаками, Альберт мог бы ее и не услышать. Он увлеченно распевал весьма фривольный романс, упиваясь глубоким звучанием собственного голоса. Он пританцовывал у закрытого окна, заставленного подсвечниками и фонарями с цветными стеклами, и их многочисленные огоньки плясали в отражении темного стекла в такт его пению.
Марья, позабавленная этим зрелищем, не сразу сообразила, что приказчик прихорашивается у окна. Во всем поместье не было зеркал, и приходилось довольствоваться блеклыми и расплывчатыми отражениями в стеклах
