Слон меча и магии - Коллектив авторов
Ветер ворошил его сиреневые пряди. Тёплый ветер. Скоро весна.
* * *
– Пока на Табличке пусто, – отвечал я на вопросительный взгляд Изель, когда постучался в её окно. – Но Арн обещал написать сам.
– Не думаю, что у него получится, – рассмеялась Изель. Она закрыла окно, задёрнула штору и через минуту оказалась на улице возле меня. Мы побрели вдоль дороги, чёрная шероховатая кожа которой давно лишилась снега.
– Почему не получится?
– Если бы существовали такие вечные слова, их бы давно написали. Нет, каждый момент ждёт своих слов.
– А я, думаю, нашёлся бы, что сказать. Не последний фонарь, но что-то хорошее…
Я задумался, глядя, как качается белым флагом простыня на чьём-то балконе. Казалось, её вывесили специально – тоже желая что-то сказать.
– Момент ждёт своих слов: значит, всё? – спросил я, останавливаясь от внезапно пришедшей мысли. – У нас нет больше повода встретиться?
Изель развернулась, оказавшись прямо передо мной. Мы стояли посреди тихой улочки, петлявшей, казавшейся в обе стороны тупиком; но бежать никуда не хотелось.
– Скоро нулевое марта, а мы совершенно не говорили с вами об этом. Это повод? – Изель поглядела на меня.
– Без сомнений, – ответил я. Я очень хотел увидеть Изель ещё раз. Много раз.
– Что насчёт завтра в шесть вечера, в парке, в начале каштановой аллеи?
– Благодарю вас, я приду.
17 февраля
Мне кажется, что Изель хитрит. Что она выучила и древние, и новые языки, а сама говорит на языке своём. Мне знакомы его слова, но перевод их я с трудом нахожу по её серым как дождь глазам.
Скоро нулевое марта – время, когда весна ещё не пришла и можно вслушиваться, ждать её шаги и верить в чудеса. Давно я об этом не вспоминал… Наверное, оттого мне трудно понимать Изель – мы с ней думаем о разных вещах.
Пора идти.
* * *
До шести оставалось полчаса. Я бродил в начале аллеи. Молодые каштаны стояли как пажи перед длинным коридором из перехлестнувшихся ветвей каштанов старых. Скамейки в золотистом свете фонарей походили на маленькие дворцовые залы. Мигающие гирлянды кружили по столбам.
Придёт ли Изель? Я был уверен, что придёт.
О, кто она? Почему я задаюсь этим вопросом?..
Так удивительно, многие я могут находить друг в друге отдельные миры. По утрам возле газетного киоска встречаются два мира. В одном пахнет кофе и типографской краской и видна улица за мутным окошечком. Во втором – лихорадочно колотят часы и видны обрывки заголовков за мутным стеклом. Два мира встречаются: хорошо, если здороваются, плохо, если повздорят из-за сдачи, и расходятся, едва заметив друг друга. Я был бы готов отдать многое, чтобы хоть на минуту встретить другого человека.
…В глазах Изель сложно что-то прочесть, в них всегда дождевой туман. Но не сомневаюсь ли я в том, что Изель – это я? Безнадёжная мысль, что я не один на планете, вдруг поднялась, защекотала меня, защипала, закусала.
Я заметался между скамейками. Громкие удары сердца покатились по телу. Я видел фонари. Я хотел попасть в их свет, быть с ними вместе, пока они могут гореть. Пока я могу надеяться?
Я, правда, начинаю верить. Да разве обретённая вера – не есть счастье?..
Пришла Изель.
Мы действительно завели разговор о чудесах нулевого марта. Я ловил её слова, а между ними искал ниточки, по которым мог бы добраться до сути, до смысла.
Я заметил, что голые ладони Изель замёрзли и она тёрла их в попытке отогреть. Я почувствовал с отчаянной досадой колкий холод. Сняв свои перчатки, протянул их спутнице. Она взяла, надела. Тепло, разлившееся по её рукам, я почувствовал так же ясно. Пусть. Я разделяю с ней чувства, значит, я ошибся и она тоже я, но пусть ей будет тепло.
Нет, что-то не то. Мне было гораздо теплее, чем если б я просто согрел свои руки.
– Так вы не согласны со мной? – спросила Изель полусерьёзно – мы говорили о том, что чудо может произойти в любой день, – и внимательно посмотрела на меня.
Я увидел в её серебристых глазах вселенную. Неизвестную, незнакомую. Но такую, которую мне очень хотелось любить.
Я ликовал. Я горел внутри, как миллиард фонарей – ярче. Мне хотелось бежать, лететь, кричать!.. Но я тихо шёл рядом с Изель и глядел в её глаза.
Загадочная, другой живой человек. Человек, которого я – люблю!
Мы прошли всю аллею, до последнего фонаря. Дальше открывалась залитая светом площадь.
– Хотите, я покажу вам город… с другой стороны? – спросила Изель. О чём она? Я согласился.
Изель шагнула к фонарному столбу, по которому водопадом стекала гирлянда. Ступила на нижний стеклянный колокольчик, на второй – они легко удержали её. Она обернулась ко мне, протягивая руку.
– Идёмте, не бойтесь!
Я сделал шаг за Изель. Мы поднимались по светящейся дороге из гирлянды, которая вилась всё выше и выше. Воздух был прозрачный, хрустальный. Шум города стихал. Вниз убегала земля с карамельными трещинами улиц. Редкие снежинки белели на плечах Изель… Высоко, но не страшно.
Мы остановились на вершине, где дорога, свиваясь кольцом, поворачивала назад. Внизу простирался город в бусах огней.
– Кажется, вы хотели что-то сказать для всех? – Изель улыбнулась. – Не находите это место удачным?
Я кивнул. Я вдруг почувствовал себя на месте Сида. Рассмеялся, не находя слов. Стало понятно, отчего Сид оставил Табличку пустой.
Смеяться было так хорошо, звенели под ногами колокольчики. Казалось, они потешаются надо мной. Только потешаются не зло, а снисходительно, словно книжные корешки с высокой полки – над малышом, не умеющим читать.
Нет, я совсем не находил слов. Если бы мы сорвались вниз, я падал бы молча.
– Аа, – робко протянул я, звук растворился в воздухе; Изель вдруг подхватила самый отзвук и запела. Её чистый чудесный голос полетел над городом. Она пела тихо, но я чувствовал: весь город может её слышать – если хочет. Внизу одно за другим засветились окошки. Я почти видел людей в них и почти слышал стук скованных, всю зиму дремлющих задвижек.
Нас вряд ли могли заметить.
Изель пела и пела, и я подпевал. Я не мог совершить такое чудо один, но замолкни я – песня бы оборвалась. Изель тоже не могла одна.
На обратном пути, когда навстречу нам бежали верхушки деревьев, я всё думал и думал о том, что чудеса не проходят бесследно. Город не может остаться прежним.
