Юрий Никитин - Трое в Долине
— Мрак... лучше ты.
— Олег объяснит проще. На пальцах.
— Да я пойму, Мрак.
Мрак посмотрел с сомнением, вздохнул, перепрыгнул огромную валежину, на середине прыжка его тело страшно изогнулось, и Таргитаю на миг почудилось, что Мрак снова превратится в волка, в зверячей шкуре бежать через лес проще, тогда нам придется портки нести... Но Мрак приземлился на согнутые ноги, бросил на бегу:
— Олег сказал бы, что все сложно, тут ты прав... На самом деле, Тарх, в тебе есть та мощь, которая выше любой мощи. Мы уже были уверены, что мы и есть самые сильные на свете. Может быть, так на самом деле и есть... По крайней мере сегодня. А завтра на свете могут появиться и посильнее, но дело не в этом. Мы сильнее, как воин и колдун. Я любого смету в драке, а Олег — хоть всех колдунов вместе взятых.
Таргитай слушал, раскрыв рот. Мрак спускался почти бегом.
— Когда мы встретили Сирингу, — продолжал Мрак, — мы... нет, сперва услышали ее пение! Значит, она заметила нас раньше, спела свою песнь...
— Волшебную?
— Если бы, — вздохнул Мрак. — Волшебство наш волхв разгадал бы в два счета.
— А что же?
— Песня была просто хорошей. Умело сложенной. И эта песня сказала нам, что за кустами находится молоденькая девчушка с веселой мордочкой и синими глазами. Песня была настолько хороша, что когда мы перелезли кусты, там в самом деле сидела золотоволоска, строила нам глазки и разделывала оленя. А какой она была на самом деле...
Его передернуло. Они сбежали с холма, дальше была равнина, скудно освещенная звездным небом, а далеко впереди выступала зубчатая стена темного ночного леса.
Таргитай догнал Мрака почти у самой кромки, оборотень несся быстрее волка, в лесу меньше предательства, раскрыл рот для первого вопроса, но в спину мягко толкнуло, следом донесся глухой грохот, шум, земля вздрогнула.
Обернувшись, они увидели, как стена огня дрогнула, колыхнулась. Темные стены начали оседать, появились угольно-черные трещины, ширились, сверкающее чудо начало разваливаться, тяжелые глыбы покатились по двору, с размаха бьют изнутри в защитную стену. Та рушится медленно, нехотя, пытаясь продлить существование...
Рухнули ворота, глыбы освобожденно выкатились на свободу. Грани блистали под огнем, а когда зайчики стегали по глазам, вспыхивали молнии, после которых в темноте плавали белые круги.
— Чего это он? — удивился Мрак.
— А того, — ответил Олег мрачно.
Он снова вскинул руки, пальцы страшно сжались и дернули за облака. Холм под замком дрогнул, начал оседать, как гора грязного воска под жарким солнцем. Глыбы красного камня погружались в землю, словно в трясину, а сама земля сползала волнами, холм уменьшался, пока на том месте не образовалась страшная черная равнина с оголенной землей.
Мрак сказал с сумрачным сожалением:
— Эта Алконост была редкою дрянью... но дворец построила чудесный!
Олег кивнул.
— От этого я и поостерегся.
— Чего?
— Что под дворцом могли быть подземелья, подвалы, а то и тайные ходы. Не хочу, чтобы хоть одна тварь уцелела.
Мрак махнул рукой, голос был безнадежен:
— Я не о том... Нет-нет, круши. Все равно не наше. Но дворец был чудесный.
Олег отмахнулся:
— Да нет, чудесности не чую.
Мрак посмотрел с сожалением, но что с убогого взять, повернулся и пошел в глубину леса. Таргитаю показалось, что оборотень слегка горбится. Догнал, сказал понимающе:
— В самом деле очень красиво... Душа радовалась. Но я все равно не понял, как мне удалось, если я не маг, не чародей...
Мрак задумался, надо объяснить просто, потому что Таргитай еще проще его самого, хотя и сам Мрак, вроде бы, проще некуда, их догнал Олег, прислушался, бросил брезгливо:
— В сумасшедшем мире все навыворот!.. Какие-то дурацкие песни сильнее армий, замков, даже сильнее волшебства, магии... Тарх, не ломай голову, твои мозги скрипят, как сто тысяч сухих деревьев!.. Конечно, это глупость, но мир так уж устроен, что выше песен в нем просто нет силы. А обезвредить чужие песни... можно только своими. Если они лучше, конечно.
Рассердившись чему-то, он прибавил шаг и обогнал даже Мрака. Таргитай бежал потерянно, прислушиваясь к себе. В душе робко теплилась радость, что его песни лучше, но все тело охватывало морозом, ибо значило, что он чудовищно силен... Но как-то странно силен. Мрак вон может любого в бараний рог, Олегу стоит только брови сдвинуть, как молния бьет, земля трясется, а он ни в драке не силен, ни магии не знает, костер зажигает полдня... но в нем живет та странная мощь, о которой даже могучий и мудрый Олег говорит с непонятным выражением...
Мрак внезапно остановился:
— Здесь и доночуем.
— Стоит ли, — сказал Олег вяло, — рассвет уже скоро...
Но сел прямо на землю сразу же, тупо вперил взор в черноту впереди. Там молча и грозно поднимались высокие деревья. Там была тьма, лунный свет не проникал сквозь кроны. Волчьи глаза Мрака еще могли вести их через чащу, но Таргитай разобьет лоб о первое же дерево, пытаясь обойти его со всех сторон.
— Зря все порушили, — сказал Таргитай печально. — У них там сколько еды было!
— Разводите костер, — велел Мрак.
Он исчез, Таргитай наткнулся на брошенную секиру под ворохом одежды и мешком, заспотыкался и пропал в темноте. Судя по топоту, все же добежал до деревьев. Олег слышал глухой стук, стон, жалобное всхлипывание.
Потом Таргитай появился, освещенный лунным светом, а в руках держал охапку хвороста. Олег подвигал ладонями над хворостом, взметнулся огонь.
— А сумеем затушить? — спросил Таргитай тихо.
— Не знаю, — буркнул Олег.
— Ты ж сам говорил...
— А Мрак говорил, что пусть тушит тот, у кого дел меньше.
Таргитай подумал, просиял:
— Тогда это не про нас.
Оранжевый огонь отодвинул ночь, но за кругом света стало еще чернее, враждебнее. Совсем неподалеку, за стеной темного леса, перекликались птицы, очень странные птицы, потому что ночью только одна сова не спит, охотится, но она в отличие от дневных птиц даже крылом не хлопнет.
Олег посматривал на Таргитая, почему-то мялся, хмурился. Его волосы в свете костра казались цвета крови, но глаза он отводил, прятал. Таргитаю чудилось, что волхв все пытается о чем-то спросить, но стесняется. Все же пересилил себя, он всегда пересиливал. Не глядя в его сторону, спросил измятым голосом:
— У меня все, как в тумане... Помню и не помню... Скажи, это правда или почудилось, что я тебе в ухо дал?
Таргитай хотел соврать, что почудилось, все хорошо, но вспомнил свои страхи, унижения, обиды, ответил честно:
— Посмотри на мои губы.
Подсвеченные снизу оранжевым пламенем, они все равно выглядели как огромные подгоревшие оладьи. В уголке рта запеклась корочка крови. Даже нос распух и потемнел.
