Князь Света. Порождения Света и Тьмы - Роджер Желязны
– Да. Мне он всегда был по душе.
– Ну а твой посланник?
– Я не буду отзывать его. Много бы я дал, чтобы посмотреть, как Тифон попытается его уничтожить.
– Этот твой Вэйким – кто он на самом деле? Кем он был?
– Это мое дело.
– Если – не знаю как – он все же тот, кем, я подозреваю, он может быть, – ты знаешь, что я имею в виду, – отзови его, пес, или между нами никогда не будет мира – если мы оба выживем.
Анубис хмыкает:
– А когда-то он был?
– Нет, – говорит Озирис, – по правде – нет.
– Но Принц впервые высказал в наш адрес угрозу, он грозится положить конец нашему владычеству.
– Да, и с тех пор минуло уже двенадцать лет, пора начинать действовать. По его словам, у нас в запасе еще века, пока он не выступит против нас. Но выступит он наверняка, ибо всегда держит свое слово. Хотя… кто знает, что у него на уме?
– Ну уж не я.
– А что у тебя с правой рукой?
– На нее пала тень.
– И мы оба пройдем тем же путем – под тень, – если ты не отзовешь своего посланника. Тифон полностью меняет всю картину. Нам нужно войти в контакт с Принцем, попробовать договориться с ним, умиротворить и задобрить его.
– Слишком он умен, чтобы купиться на лживые посулы, и ты недооцениваешь Вэйкима.
– Нам, может, и в самом деле стоит заключить с ним сделку – не восстанавливая его положения, конечно…
– Нет! Мы победим!
– Докажи это – замени свою руку другой, работающей!
– Хорошо.
– Пока, Анубис, и не забудь, что даже фуга бессильна против Ангела Дома Огня.
– Знаю. Прощай, Ангел Дома Жизни.
– Почему ты величаешь меня былым моим титулом?
– Из-за твоей недостойной боязни, что все вернется на круги своя, как в стародавние дни, Озирис.
– Тогда отзови Вэйкима.
– Нет.
– Тогда до свидания, глупый ангел, павший из павших.
– Пока.
И звезды заполняют окно, и сила плещет в нем, пока не закрывает его взмах левой руки меж пылающих жаровен.
Тихо в Доме Мертвых.
Зарисовки
…Жрец-евнух высшей касты ставит свечи перед парой стоптанных башмаков.
…Пес треплет грязную рукавицу, знававшую не один лучший век.
…Слепые Норны бьют по крохотной серебряной наковаленке пальцами-киянками. На металле лежит отрезок голубого света.
Явление Стального Генерала
Вверх смотрит Вэйким и видит Стального Генерала.
– Мне почему-то кажется, что я должен его знать, – говорит Вэйким.
– Ну да! – говорит Врамин, и его глаза и трость мечут зеленое пламя. – Все знают о Генерале, скачущем по свету в одиночку. Со страниц истории доносятся громовые удары копыт его боевого коня, Бронзы. Он летел с эскадрильей Лафайета. Он прикрывал отступление в долине Джарамы. В лютую стужу помогал удерживать Сталинград. С горсткой друзей пытался захватить Кубу. И на каждом поле боя оставлял он свою частичку. В тяжелую пору жил он в Вашингтоне в палатке, пока другой знаменитейший генерал не попросил его уйти. Он был бит в Литл-Роке, а в Беркли ему плеснули в лицо кислотой. Он был внесен в черный список, поскольку состоял когда-то членом профсоюза. Канули в Лету все дела, за которые он сражался, но умирала каждый раз с рождением и развитием этих дел его частичка. Кое-как пережил он свой век – с искусственными членами, искусственным сердцем и жилами, со вставными зубами и стеклянным глазом, со вставной челюстью и пластиковыми костями, с вживленными кусочками фарфора и проводами, – пока наконец наука не дошла до того, чтобы изготовлять подобные предметы много лучше их природных образцов – тех, какими наделен обычный человек. И заново перебрали его, заменили ему часть за частью, орган за органом, пока не превзошел он в следующем веке на голову любого человека из плоти и крови. И опять он сражался на стороне восставших, и уничтожали его раз за разом в войнах; сначала – в тех, что вели колонии против материнской планеты, потом – в войнах отдельных миров против Федерации. Он всегда в каком-либо черном списке, но он играет себе на банджо, и ему на это наплевать, ибо он сам поставил себя вне закона, подчиняясь всегда его духу, а не букве. Много раз заменял он металлические свои части на плоть и однажды воплотился даже целиком, – но всегда прислушивается, не зазвучит ли вдали тревожный призыв рога, и вот уже, играя на банджо, устремляется он на помощь – и опять теряет свою человечность. Он поднял проигрышную карту со Львом Троцким, который поучал его, что писателям платят слишком мало; он делил товарный вагон с Вуди Гатри, который учил его своей музыке и поучал, что певцам платят слишком мало; он до поры до времени поддерживал Фиделя Кастро и узнал, что юристам платят слишком мало. Почти всегда его используют, обманывают, продают, но его это не волнует, ибо его идеалы важнее для него, чем сама плоть. Теперь же, конечно, дело Принца-Который-Был-Тысячью весьма непопулярно. Из того, что ты говоришь, я заключаю, что, если бы кто-то выступил против Дома Жизни и Дома Мертвых, его бы сочли сторонником Принца, которому, по правде говоря, не нужны никакие сторонники, – ну да это не имеет значения. И я осмелюсь заметить, что ты, Вэйким, против Принца. Я бы также рискнул предположить, что Генерал его поддержит, хотя бы потому, что Принц, поскольку он сам по себе, составляет явное меньшинство. Генерала можно разбить, но никогда нельзя уничтожить, Вэйким. Ну а вот и он. Если хочешь, можешь спросить его сам.
Стальной Генерал как раз спешился и теперь стоит перед Вэйкимом и Врамином, словно железная статуя в десять часов вечера – безлунным летним вечером.
– Я увидел твой сигнальный огонь, Ангел Седьмого Поста.
– Увы, но титул сей утерян вместе с постом, сэр.
– Я по-прежнему признаю права правительства в изгнании, – говорит Генерал, и такой несравненной красоты преисполнен его голос, что слушать его можно годами.
– Спасибо. Но я боюсь, что пришел ты слишком поздно. Вот он, Вэйким – он, кстати, мастер фуги времен, – уничтожит, чего доброго, Принца и тем самым сделает окончательно невозможным наше возвращение. Разве не так, Вэйким?
– Ну конечно.
– …Если только мы не найдем на него управу, – говорит Врамин.
– Ее можно дальше не искать, –
