Город с львиным сердцем - Екатерина Звонцова
– У каждого города есть хранитель, душа, воля – неважно, читавшие разные книги зовут это разными словами. Многие хранители были сильны, но сейчас подавлены и спят, вот уже долго. Но один бодрствует, бодрствовал всегда и будет бодрствовать, когда не станет прочих. Это сам хранитель материка. У него много обличий: роза, голубь, дракон, старушка и ещё несколько дюжин, но любимое – мальчишка, примерно как ты, малыш, черноволосый и прекрасный. Никто не знает, чародей он, божество или просто мудрец, но так или иначе сила его велика, и он поможет каждому из вас, если хорошо попросите.
– А где нам искать его? – тихо спросила Кара. От волнения голос её охрип.
Он ответил без яда в голосе. Вряд ли удар сухощавого девичьего кулака мог поставить его на место, но настроение Харэза, кажется, переменилось. Он вполне миролюбиво пожал широкими плечами и качнулся с носков на пятки.
– Я не знаю, белая звезда. Такие, как он, не жалуют таких, как я, ибо для меня он не мудрец. У меня другая мудрость. И… я часто вмешиваюсь там, где он наблюдает.
– Что ты имеешь в виду? Какую мудрость? – Это спросила легенда, подойдя на шаг, и взгляд её вдруг впился в смуглое лицо уже без тени раздражения и вызова. Но Харэз, будто спохватившись, покачал головой, всё та же слабая улыбка заиграла в уголках его рта.
– Она пока не нужна тебе. Всем вам. Надеюсь, не понадобится и мне. До встречи.
Он сделал странное движение: приложил к груди пальцы, потом коснулся ими губ и легко повёл кистью вперёд, в сторону замершей легенды. Мгновение – и он исчез. Кара пинком отправила камешек на то место, где чёрный только что был, и фыркнула:
– Пижон-то, а… Ну привет снова, – это она сказала стоявшей полубоком легенде. – Так что, пойдёшь с нами? Я буду звать тебя Рика, маленькая красная звезда. Ты похожа на маленькую красную звезду. Ух, такая злющая!
Он и ему подобные – из тех, кого часто не берут в расчёт. А ведь его появление многое повернуло иначе, равно как и появление рядом их многое изменило для него, и, может быть, от скуки и любопытства сдвигая для них пустыню, он сам не подозревал, что так произойдёт. Но, может, он даже доволен тем, что и такие, как он, не всеведущи?
С этого всё началось. Уже по-настоящему. Но ещё раньше началось другое.
Память двоих. Сироты
Первая серебристая точка вспыхнула у Санкти на ладони. Друг – ему было около восьми – страшно гордился, ведь каждая точка знаменовала силу какой-то звезды. У великих чародеев прошлого точки испещряли всю-всю кожу: в сумерках они ярко светились, а со временем меж ними появлялись линии, как на астрономических картах. Линии значили: звёзды уже дали чародею очень много волшебства. Созвездия эти были подобны венам. Ширкух видел: по ним что-то бежит, – а однажды, многим позже, увидел, как они померкли.
У Песчаных чародеев таких меток не было – они, в отличие от звёздных, не копили, а всё время выплёскивали магию. Поэтому происходящее с другом, с которым они росли бок о бок в Мудром графстве, казалось жутковато-невероятным. Санкти – болезненный, не особенно хороший товарищ для игр, скорее бесценный помощник в скучных уроках – представлялся Ширкуху высшим существом, вроде того. Звёзды на худых руках были холодными-холодными; разницу – живое тепло и космический лёд – удавалось поймать, проводя от звезды до звезды пальцем. Звёзды множились: плечи, шея, лицо Санкти, осваивавшего чародейство лучше и лучше, покрывались ими. Он стал как хищная пятнистая кошка, небесный леопард, о котором сам же рассказывал легенды. Правда, он этому не очень радовался. Когда взрослеешь, невероятное часто видится нелепым. В двенадцать Санкти уже прятал «звёзды» за расшитыми сине-фиолетовыми балахонами: стеснялся. Как и бледности, и блеклых волос, неизменно заплетённых в косу, и особенно – круглых очков. Как и рассеянной привычки чесать нос кончиком пера и брать слишком много карт и чертежей, чтобы обязательно уронить парочку. Всё это было с детства. Удивительно… но лет с десяти, если не считать роста и каких-никаких мускулов, Санкти почти не менялся.
Они держались друг за друга, вместе учились и ворожить, и сражаться. Их родители – едва мальчишки более-менее уяснили, кто они, – умерли. Так было испокон веков: не могут в мире долго жить два чародея одного вида, сила не делится надвое. Мать Ширкуха рассыпалась песком. Отец Санкти обратился в звёздную пыль и сгинул где-то меж Цитаделью и Невидимым светилом. Преемников их воспитывал отныне Мудрый граф Сапфар Олло – сухой нелюдимый старик, но, благо, им было уже по четырнадцать: почти взрослые, не нуждались в любви, по крайней мере верили в это. Но друг в друге нуждались.
– И что же вы так приклеились друг к другу? – ворчал порой старый Олло. – Не братья ведь, разные такие…
– Говорят, все чародеи были когда-то братьями, – с умным видом возражал Санкти. – Ну и сёстрами.
– А надо стремиться к тому, чтоб братьями и сёстрами были все люди! – поддразнивал графа и Ширкух, развязно обнимая друга за плечи. – Тогда будет меньше работы нам! И всякие чудовища будут больше бояться!
– Люди не такие, мой мальчик, – вздыхал старик, про себя умиляясь, но в голос пуская лишь столь же искреннюю горечь. – Людям больше нравится ссориться, делить что-то, скалить зубы. Не зря ведь нет и не было чародея, отвечающего за любовь.
– Или он умер так давно, что никто не помнит, – опять начинал умничать Санкти. – Может, другие его и убили.
В такие минуты Ширкух, сам того не сознавая, сжимал его плечи крепче: слова казались какими-то хрупкими. Старик же вздрагивал, будто мёрз, и утыкался в книгу, по которой они штудировали древнюю историю. Иногда сварливо напоминал: «Вот учебник, вот, и нет там никого!», чаще – будто стирал услышанное из памяти и больше не лез какое-то время. В конце концов, ему же лучше, что два подопечных дружны, неразлучны, комнаты их рядом. И если одному вздумается без разрешения полетать на ветре, второй обязательно приглядит, чтобы он не свернул шею; и если второго замучают ожоги от прорезающихся на коже звёзд, первый сам найдёт ему влажную тряпку и мазь на мелиссе, ну или поднимет на уши слуг.
Так было долго, ведь только они знали это – каково, когда породившее тебя могучее существо, умоляя не отступаться, растворяется без следа. Чтобы никогда не прилететь на ветре, не спеть древнюю колыбельную, не коснуться поцелуем лба. Да. Только они знали, каково это, и поэтому, хотя родной сын графа Олло был куда лучшим товарищем при игре в разбойников и ловле птиц, Ширкух не тянулся к нему так, как к тихому Санкти. Небесному Леопарду в круглых очках. А Небесный Леопард любил его больше, чем все звёзды на свете.
4. Дождь
В Четвёртой Непомнящей столице шёл ливень – как и почти всегда с наступлением вечера. Мальчик не видел этих ненастий, но неизменно слышал одни и те же волны собственных радиостанций. «Сегодня у них дождь. Снова дождь. Хоть кто-нибудь помнит, когда бы у них не было вечернего дождя?»
С Рикой и Карой он сидел у чахлого костерка под мостом. Когда они только пришли, какие-то бродяги попытались выжить их отсюда, но воинственный вид Кары, да и длинные ножи Рики переубедили их быстро. Место удалось отвоевать на всю ночь, и это было важно: предстояло отдохнуть впрок и хотя бы примерно понять, что делать.
Сначала расстелили карту – её с милой улыбкой выпросила у какого-то книжного торговца всё та же Кара. Мальчик наконец увидел, что стало с миром, прежде незыблемым. Жалкие остатки, которым и не нужен был такой большой лист. Глядя на него, хотелось плакать, но это делать он зарёкся, тем более теперь,
