Старый рыцарь - Дилара Маратовна Александрова
Пока пропойцы занимали свои глотки хохотом, у Фолкмара болели его старые колени. Кроме коленей болели так же и старые раны, и шрамы от этих ран тоже. В кишках засело, он подозревал, острие стрелы, которое все время упиралось в бок. Со временем оно, видимо, сточилось или ему просто надоело одно и то же, и он ощущал колкость только когда чихал. Иногда Фолкмар ловил себя на мысли, что не любит чихать. Он столько раз умирал и воскресал, что уже потерял счет. Каждый раз смерть оставляла на его теле какой-нибудь шрам, а что еще хуже — воспоминание. От одного он отходил быстро, вставая почти сразу, от другого оправлялся долго, тяжело, проклиная все на свете. Особенно ту куклу в черном с зелеными пуговицами вместо глаз, которая и была повинна в его страданиях. Это она сделала так, чтобы, умирая, он каждый раз вставал. Иной раз он помрет совсем невинно, от старости, дряхлые кишки даже никто не пронзит копьем, глотка не захлебнется в соленой морской воде, но с утра он опять откроет глаза. Как же Фолкмар мечтал умереть навсегда, никогда больше не вставая. Тогда закончится эта бесконечная боль, он перестанет чувствовать свои раны, у него больше не будут ныть колени, ломить шею при первых же признаках грозы. В конце концов, кишки не захотят покинуть его каждый раз, когда он соберется гадить.
Свои раны он скрывал от всех, кроме Ницеля. Это он смазывал их мазями, когда Фолкмар стонал и просил пить. А потом, когда ему становилось лучше, они заливали шрамы в кабаках. Неизвестно, какие именно шрамы были у Ницеля, но Фолкмар подозревал, что душевные. Все-таки быть его слугой непросто. А оруженосцем, наверное, будет совсем невыносимо. Интересно, что там делает Дуг?
Было выпито уже две кружки пива. Первый хмель ударил в голову, отпуская страдания, полученные от пива накануне. Таяла так же и боль в костях, только так Фолкмар мог почувствовать, что еще живой. Мертвым он чувствовал себя все остальное время. Живой мертвец. С бьющимся сердцем, чувствующий боль, но все же мертвец. Который должен оставаться в могиле, а не ходить по земле.
«Если бы у меня были родители или хотя бы дети, я мог бы жить у них», — иногда думал Фолкмар. Но родителей у него никогда не было, а дети если и были, он никогда их не знал. Несколько раз объявлялись девицы, утверждающие, что были с ним и понесли от него ребенка. С ними он, конечно же, был, вот только ни один из детей не был на него похож. Особенно тот смуглый, с черными как смоль волосами, смахивающий на свинопаса с Кривой Пичуги. Фолкмар тогда посоветовал девице сходить к тому свинопасу, и она пошла. Чем окончилось дело, он узнавать не стал. В тот же вечер они с Ницелем уехали.
— Боги как люди, а люди как боги, где это видано, позор небесам…— пели боги голосом Крепкой Эльи, а темная кукла Безумного заметалась по небесной ткани, сверкая глазками-пуговицами. Она обошла каждую тряпичную куклу, сидящую на ватных небесах и те пооткрывали свои рты, — Лукавый яд влил в уши он другим богаам… мы не люди, мы не люди вопил Безумный, вернуться я Мудрецу на дам… ой-яй не дам… Спустившийся да не взойдет вновь, кричала дюжина вот и вся любоовь…
— Хельга, меня мучает жажда! — поднял пустую кружку заезжий странник с длинным усатым лицом, пока десять тряпичных кукол ломали лестницу в небо, по которой пытался взбираться Мудрец в красном, чтобы вернуться домой.
— Так помочись в кружку и выпей, или оторви свою задницу и подойди сам! — закричала Хельга и зрители засмеялись в самый трагичный момент представления, — Тайра-то умотала к горе Перемен, представляешь? — обратилась Хельга к Фолкмару, немного раздражившись, — Оставила меня совсем одну. Говорит, на турнире найду себе благодетеля. Потаскушка. Да ведь точно найдет, красивая как племенная кобыла. За ней многие здесь ходили, были и богатеи. Все перебирала, междуножьем своим, все не нравится. А от Тодрика помощи не жди, тряпку в жизнь в руки не возьмет. Правда, торгуется хорошо. У меня так не получается, давеча три бочки с элем выторговал за полцены. Еще пива? Так уж и быть, третья бесплатно, сколько уж не виделись, — Хельга наполнила кружку, рядом поставила большую тарелку горячей похлебки, — Больше мяса, как и просил. Но похлебка закончилась. Если захочешь добавки, могу подать гуляш… Погоди-ка…
Зоркий взгляд Хельги упал куда-то поверх плеч Фолкмара, она гневно кинула мокрое полотенце на широкое плечо и двинулась вперед. В проем двери робко просунул голову Дуг. Он обескураженно оглядывал таверну, видимо, в поисках своего наставника. Для этого ему пришлось просунуть еще и тело.
— А ну вон! — прогремела Хельга, решившая использовать мокрое полотенце в качестве оружия, уже наматывая его на кулак, — Не хватало мне еще тут щенков с Псового! С каких это пор вы суете свой нос в приличные заведения⁈
— Отверженный, Отверженный, Мудрец теперь Отверженный, гремели небесааа… — тянула Элья.
— Хельга! — поспешил за ней Фолкмар. Перепуганный Дуг дал было деру, но Хельга оказалась быстрее, тридцать весен в таверне научили ее стремительности, — Этот парень со мной. Он мой оруженосец.
— Правда? — Фолкмар никогда не видел таких круглых глаз, — А где же Ницель?
«Она даже не подумала, что я мог посвятить его в рыцари. Конечно, когда мы уходили, он был уже слишком стар, чтобы начинать. Эта вина будет всегда на моих плечах. Самая глубокая моя рана».
— Время его окончилось. Он умер, — Фолкмар не уточнил, когда именно.
— Жаль его. Хороший был мужчина, хоть и бесхарактерный, — ответила Хельга, разматывая оружие с кулака. Она окинула взглядом Дуга с ног до головы: босые ноги, грубая рубаха из мешковины, веревка вместо пояса, шерстяные штаны, ставшие ему уже давно малы… и
