Темноводье - Василий Кленин
— Непохоже, — покачал головой приказной. — Это, кажись, на нас напали.
— Как это?
— Сам еще не ведаю… Покричи взад: у Толги к берегу не пристаем. Дальше идем… Неча тут нам делать.
Дощаники гусиной стаей пошли дальше на низ. Темная река утягивала их в горы Малого Хингана. Здесь Амур совсем скукоживался, ужимался, зажатый скалами. То тут, то там каменные стены вырастали прямо из воды, пологие берега встречались всё реже. Какая все-таки упорная река Амур. Не остановилась, не пошла в обход, а проточила себе русло прямо сквозь эти невысокие, поросшие лесом горы.
Ну, а после дощаники выкатились на широкую равнину. Самое райское место в этой стране. Желто-бурый Шунгал вливался в темный Амур, две реки распадались на десятки проток, которые петляли невероятными узорами по плоской, как сковорода стране. Сентябрь близился к завершению, а здесь будто лето еще не закончилось.
И здесь жили дючеры. Не такой свирепый народ, как дауры, но здесь Кузнец приказал быть осторожнее вдвое больше прежнего. Дощаники не спешили, часто таились в заросших протоках, а вперед высылали сторожу. Потому в землях дючеров можно было нарваться на богдойцев, кои себя манджурами именуют. Казаки с ними уже бились. Одолевали, конечно, но богдойцы — такой враг, что лучше его обойти. У них и конное латное войско есть, а, по слухам, и большие корабли имеются. Пищалей мало встречается, зато есть пушки: большие и малые. А к ним ядер и порохового зелья в избытке.
Несколько поятых языков порознь подтвердили, что богдойцев в их землях сейчас нет. Тут-то русское войско и развернулось. Просторные дючерские селища захватывались одно за другим. Где-то местные лезли в драку, где-то укрывались в топких зарослях. Но главное — хлеба здесь вызревали скорее, чем выше по реке — и казакам достался новый урожай. Сжали еще не всё, но русским хватило с избытком. Да что там — на всю зиму хватит!
— Не рубите сильно людишек! — увещевал своих Кузнец. — По весне за остальным урожаем придем. Кто его соберет, коли не они?
Казаки смеялись и прятали сабли в ножны. Далее решили идти на самый низ Амура, на рубеж с землями ачанскими и гиляцкими. Народишко там поспокойнее и посмирнее будет. Река рыбой весьма богата, есть местные осетры ростом более человека. А по берегам много леса древнего: будет из чего и зимовья собрать и строевого леса на новые дощаники запасти.
Удача гналась за Кузнецом: зима удалась тихой и мирной. От болезней и холоду померло совсем немного народу. Дючеры и натки с верхов на рожон не лезли, просто по лесам разбегались. Слава Богу, богдойцы-манджуры тоже не пришли, как то случилось пару годов назад. Охочие промысловики ходили в леса и били пушного зверя. Даже в казну десятину щедро отдавали, пополняя ее рухлядью. Памятуя, что зерна на Амуре становится совсем мало, Онуфрий настрого запретил курить вина. Конечно, по-тихому хлеб в хмельное перегоняли, но до голода не дошло, Господь оборонил.
У кочевых тунгусов забрали сани в олешками и ходили по льду Амура чуть не до восточного моря. Там встретили новы роды гиляцкие, которых еще к шерти не подводили. Пытались объясачить их, но береговые гиляки оказались больно легкими на подъем. Кого-то вынудили поделиться соболями (правда, старыми), но аманатов брать не стали. Те гиляки жили в полнейшей дикости, понимания лучших людей не имели. Обзавелись толмачом, коему обещали подарить самопал — да и всё.
Петриловский изо всех сил пытался восстановить ясачную книгу. По весне-то надо племена обходить. Зимняя охота закончится — и у всех в избытке станет хорошего меха.
Едва дело на весну повернуло, Онуфрий велел из подсохшего леса новые дощаники ладить. Казаки изо дня в день смотрели на бесконечную шугу и ждали, когда уже Амур очистится. Запасы хлеба иссякали, следовало их пополнить. Да и государеву службу нести.
На реку вышло более двух десятков больших дощаников, не считая мелких лодок. Те противу течения плохо выгребали, так что веревками цеплялись. Так, с песнями и шутками, шли в знакомые места. Вокруг мир наливался майской зеленью. Прошли высокую гору, за которой таилась речка Ушура, совсем скоро должен появиться широкий Шунгал. Дощаники неспешно шли по самой широкой части Амура, к северу от целой горсти заливных островов. Вдруг из тесной протоки прямо к ним навстречу рванули суда. По виду — дощаники, только кривослаженые и вовсе без парусов. Гребцы гнули весла от натуги, так рвались к амурскому воинству.
— Две… Не, три, — счёл чужаков Васька Панфилов. — И людишек с полсотни. Пальнем?
— Погодь, — остановил Кузнец есаула, заскучавшего по славным дракам. — Пусть мужики полегче гребут. Подождем всех. Да приглядимся.
Не зря приглядывались. На лодках точно были русские люди. Только кто? Когда близко встали, Кузнец ясно видел морды незнакомые. Да и сами люди больно обношенные. Тут одна из лодок пошла вперед.
— Смотри-ка, атаман! — захохотал Панфилов. — Иуды! Вон Тютя, а этот — Козька, который Терентьев. И…
— Дурной, — договорил за казака Кузнец. — Оба толмача, что вечно грызлись меж собой, в одной лодке. Сдружились, черти.
Лодка подтянулась к атаманскому стругу.
— Поздорову, Онуфрий, — негромко заговорил Сашка Дурной.
— И тебе не хворать, — процедил Кузнец. — Чего приперся?
— Поговорить надо.
— А есть об чем?
— Есть, атаман, — слишком уверенно заявил Дурной. Вообще не боится, штоль?
— Ну, лезь, коли есть. А это что за людишки?
— Онуфрий, ты на них свой гнев не переноси. Это люди Мишки Кашинца, служилые. Шли с верховьев, зимовали на берегу в пустой деревне даурской. Мы их встретили у Зеи, подкормили и вместе к тебе пошли.
— Понятно. Ну, что сказать хочешь?
— Атаман, я знаю, ты собрался людей вверх по Шунгалу вести.
Кузнец замер. Он ведь еще сам никому!.. Только хотел войско в круг собрать и предложить…
— Я тебя очень прошу: не ходи! Беда будет.
— Откуда знаешь?
Сашка мял в руке шапку и молчал.
«Ну, что я ему скажу? — проносились в голове Дурнова дурацкие мысли. — От Крушанова, Сема и Полевого? «История Дальнего Востока СССР», второй том? По нынешним временам наисвежайшая — 1974 года… Или какой это будет год по-местному счету?»
Слава Господу, не слышал Кузнец тех мыслей…
Год 1989
Должник
Глава 9
— Санечка-а-а! Сашочек! — противный голос Шахи (с обязательным ударением на первый слог) раздался совсем близко.
— Твою мать! — подорвался Санька, засевший за орешником и уже, было, успокоившийся.
И тут его нашли, гандоны штопаные! Парень рванул
