Старшая школа Йокай 2 (СИ) - Кемпф Станислав

— Вы здесь ненадолго, однако за два дня что-нибудь да успеем, — старик всё это время принюхивался к Уэно. — Костя, переведи для начала это. Прекрасная дева, я не знаю, насколько этот вопрос уместен. У нас это спрашивают спокойно, и я надеюсь на понимание. Вы лиса?

Уэно моментально вспыхнула от знакомого слова, однако я всё равно в точности всё перевел.

— В моей культуре не принято это спрашивать открыто, однако в вопросе нет ничего страшного. Да, я лиса. У нас это называют кицунэ, — она выпустила четыре хвоста, которые упали сзади табуретки.

Дядя, выслушав перевод, сразу стал рассыпаться в комплиментах чудесным хвостам и показал свой: пышный и коричнево-рыжий, он служил гордостью для каждой сказочной лисы Евразии.

— Константин-кун, я попробую сама спросить. Дядя Тильки, — Уэно подбирала знакомые русские слова, — наши лисы имеют много хвостов. Если лиса стара, то у нее много хвостов. Вы старый, и у вас один хвост. Такая ситуация есть нормальна для ваших лис?

Дядя умилился услышанному и, вытерев глаза кончиком скатерти, постарался ответить наиболее понятно:

— Вы живете на островах. Мы живем на материке. Один хвост — это нормально для всех наших лис. На островах своя магия. У нас своя. Но мы хорошие лисы в любом случае.

Я запивал баурсаки душистым крепким чаем и заедал светлым медом, чувствуя, как меня растаскивает от усталости. Сдерживать ауру в транспорте было не проблематично, но утомительно, и двенадцать часов в поезде давали о себе знать. Кавагути, вслед за Уэно решив попрактиковать русский язык, старательно записывал в блокнот слово «эчпочмак». Томоко подсвечивала надкушенный чак-чак настольной лампой для зрелищной фотографии. Уэно лежала в большом кресле рядом со столом, медленно переваривая плов. Изаму прилип к книжной полке.

— Дядя Тильки, а здесь есть сказка про вас! — он нашел знакомое имя в сборнике татарских национальных сказок.

— Это, наверное, или «О лисе и Беш-Салкым-Бее», или «О Хаджи Тильки и правоверных пилигримах», — улыбнулся татарин. — Всё просто. В сказке любого лиса всегда зовут Тильки. Я по паспорту вообще-то Тильмиз. В переводе с татарского это что-то вроде ученика. Но раз ты лис, будь добр для своих называться более очевидно. Особенно смешно, когда в семье четыре мальчика, и все Тильки.

На следующий день дядя подсуетился, и у дома был припаркован арендованный минивэн. Я понятия не имел, куда нас повезут, полностью доверившись старику, который провел в Татарстане всю жизнь.

— Потому что в машину помельче мы не поместимся, — пояснил он. — А теперь размещайтесь и спите с миром. Нам в одну сторону двести километров.

— Это всё ещё Татарстан, не смущайтесь, — я понимал, что наши расстояния для японцев еще более мозголомны, чем язык. — Давайте и правда поспим, здесь со всех сторон степь, смотреть не на что.

Тильки только глянул на меня, одобрительно улыбнувшись.

Треть дороги осталась за спиной.

— Вот же нехорошие люди, — проворчал старый татарин, глядя в зеркало заднего вида на несколько черных внедорожников, которые от самой Казани висели на хвосте и отлипать не намеревались. — Я им уже и по-русски объяснял, и по-татарски повторил, и на немецкий перевел, а по-человечески все равно не понимают…

Пушистый хвост раздраженно махнул из стороны в сторону.

Некие агенты неназванной государственной структуры с открытыми ртами наблюдали, как минивэн внезапно раскопировался, сложился в одного огромного десептикона и с механическим воплем «смерть кожаным мешкам!» мягкими прыжками ускакал в бескрайнюю степь.

Больше их не тревожили.

— А старшему Кощею всё равно пожалуюсь, — сегодня Тильки был доволен собой. Ребята даже не проснулись.

Открыли глаза мы в Тадж-Махале. Исполинская белая мечеть, строгая и великолепная, притягивала взгляд и наводила на мысли о гигантоманах прошлого. На деле, конечно, это оказался Болгар, столица Волжской Булгарии. Девушки получили запашные юбки, головные платки и накидки на плечи, чтобы соответствовать месту.

— Колодец Габдрахмана — это еще одна достопримечательность, тесно связанная с принятием ислама, — вещал экскурсовод. Я быстро переводил. — Свое название памятник архитектуры получил по имени ученика пророка Мухаммеда. Существует легенда: дочь одного хана тяжело заболела, и правитель по всей земле разослал послов, чтобы те нашли человека, согласного излечить девушку. Пришел Габдрахман, выслушал проблему, после чего нашел пригодное место и коснулся земли своим дорожным посохом. Забил источник. Когда ханская дочь испила из него воды, она избавилась от тяжелого недуга. Счастливый хан поговорил со своим окружением, и все они решили принять ислам, последователи которого могли творить такие великие дела. По сей день считается, что вода из этого источника обладает целебными свойствами.

Я шел, думая, как тяжело было бедняге Габдрахману. Даже если он был крутым врачом и мог использовать плацебо, ему все равно приходилось нелегко, ведь осматривать женщин было категорически запрещено. Даже если эта женщина больна смертельно, и осмотр поможет понять, в чем дело.

После возвращения из древнего города у нас еще осталось время покататься на метрополитене, оценить вечернюю подсветку главной мечети и забежать в местную кулинарию за ужином. Кавагути увидел цены, вдохнул воздух и поплыл.

— Пожалуйста, можно мне остаться здесь жить?

— Кавагути-кун, — я полностью разделял его мнение, — нам нельзя. Нас еще ждет… много что ждет.

— А что в качестве сувениров привозят из Казани? — Томоко интересовало, как бы поделиться увиденным с семьей.

Я перевел вопрос дяде, пока нам паковали еду.

— Фигурки Зиланта, значки, татарская посуда прекрасно годится на сувениры, ложки тоже… Чай отличный, рекомендую, но нужно на упаковку смотреть: многое издалека, не из Татарстана, особенно травяные. И, да, самое главное, что от нас везут — это казылык. Посылками отправляют.

— Кто есть Зилант? И казылык? — недзуми занес карандаш над блокнотом. Его русский быстро прогрессировал за одни сутки, но местные названия, написанные на каждом углу, заставляли буксовать. Они для меня-то были трудны.

— Татарский дракон и конская колбаса, — улыбнулся дядька.

Завтра был еще один день, за который нужно было успеть оббежать всю Казань и съесть коня. Чутье мне подсказывало, что с обоими пунктами проблем не будет.

Глава 5

Мы стояли посреди Казанского кремля и проникались внешним видом мечети Кул-Шариф.

— Первая мечеть на этом месте была построена в шестнадцатом веке. Потом пришел Иван Грозный и решил, что она здесь смотрится не очень. Он вообще не любил Поволжье и особенно Казанское ханство. Во-первых, ханства регулярно совершали набеги на Русь. Во-вторых, здесь не только находился центр развития наук, но и активно велось религиозное просвещение. А вот эта мечеть построена на ее месте совсем недавно и уже пятнадцать лет как главная. Сюда помещается шесть тысяч человек. В минаретах, — Тильки показал рукой, — пятьдесят восемь метров высоты.

— Много! — изумились все. Мусульманская архитектура доставляла визуальное наслаждение и слегка ломала шаблоны.

Тильки продолжал:

— Вон в том углу кремля резиденция президента Татарстана. Он мусульманин, как и его предшественник. Здесь есть не только исламские традиции, у нас живут и православные ребята. Вот для них есть, например, Благовещенский собор. Изначальный был вдвое меньше, а потом его веками перестраивали.

Собор, строенный-перестроенный и латаный-перелатаный, был зафотографирован и внесен в блокнот, но на нем особо не акцентировались, помня, что стоят на территории Татарстана, где на полторы тысячи мечетей приходится три сотни храмов. Христианскую архитектуру мы уже в Москве посмотрели.

— Эта милая штука — падающая башня. Вы знали, что в мире есть список из сорока падающих башен? — мои туристы послушно изумились, и я вместе с ними. — Ее отклонение от оси составляет почти два метра. И тут снова замешан Иван Грозный. Была правительница Казани, которую звали Сююмбике. Царь прослышал, что она прекрасна как рассвет, и не глядя предложил ей стать московской царицей. Сююмбике отказалась. Тогда Иван Грозный разгневался и осадил город, и начал стращать, что сотрет его с лица земли, если Сююмбике не согласится стать его женой. Та была умна и поставила ему условие: ты не трогаешь мой город, но строишь для меня башню вот такой высоты, и у тебя на это семь дней. Грозный, вживую увидев царицу, понял, что из Москвы в Казань ехал не зря, поэтому башню построил. А Сююмбике не горела желанием быть женой Ивана Грозного, сооружение оценила, забралась на него и бросилась вниз с самого верхнего седьмого яруса.