Олаф Локнит - Камень желаний
— «Золотая ящерица», — сказал киммериец, разобрав надпись на деревянном щите, украшавшем вход в таверну за углом. Рисунок над дверьми полностью подтверждал правоту Конана: художник изобразил тощую золотистую ящерку свернувшуюся в колечко и державшую во рту трилистник клевера. — Давай посидим здесь. Согласен?
Скулди мелко кивнул и покраснел. Наверное, понимал, что угостить нового знакомого не сможет, а вовсе наоборот — будет есть-пить на серебро хмурого варвара.
«Совестливый, — отметил про себя Конан, заметив пунцовые уши нового знакомца. — Значит не все фигляры такие, как Атика».
Сейчас, в разгар торгового дня, таверны Шадизара были полупустыми. В «Золотой ящерице» обнаружилось лишь четверо праздных посетителей. Конан хозяйски обустроился за широким столом, усадил рядом Скулди, и мрачновато поглядел на подбежавшего служку.
— Горячую баранину, овощи, пшеничные лепешки, вино, — коротко приказал варвар и бросил на стол монету в половину немедийского аурея. — На двоих.
— Мне бы хватило только лепешек и настойки на травах, — очень-очень тихо проговорил Скулди, опустив глаза. — Зачем так тратиться?
— Ты ешь, а не рассуждай, — цыкнул Конан. — Если не ошибаюсь, злодей, которого ты изображаешь в балагане, должен быть сытым и накормленным, так?
— А-а, барон Эспиноса? — оживился Скулди, обнаружив, что киммериец знаком с сочинением господина Каланьяса. — Все правильно. Этот барон оклеветал месьора Альдосо и отправил его на эшафот, чтобы взять в жены прекрасную невесту графа.
— Атику? — хмуро уточнил Конан.
— Угу, — промычал сквозь набитый рот Скулди. — Ужасная история. Месьор Каланьяс очень талантлив, пускай и… Пускай и не очень хорошо относится к своей труппе.
— Много зарабатываешь с одного представления? — поинтересовался киммериец, наблюдая, как Скулди уписывает баранину. У Конана сложилось такое ощущение, что мальчишку не кормили дней эдак десять.
— Один аурей за седмицу, — кашлянув, ответил фигляр, а варвар тихонько присвистнул. Аурей, золотую монету Трона Дракона, можно было обменять на три десятка серебряных «коринфских талеров», мелких монеток, выпущенных немедийцами специально для протекторатов Коринфии и Заморы. Прокормиться на тридцать серебряшек было бы невозможно даже воробью, не то, что человеку. И при этом Конан точно знал, что жирный Каланьяс берет за вход на представление по пол-аурея с человека.
— Я не жалуюсь, — вновь покраснел Скул-Аи, увидев, как варвар изменился в лице. — Нам хватает… Иногда Атика помогает, она хорошая девушка, добрая.
«Ясно. Атике золото дарит Ши, а она делится с остальными, — сделал вывод Конан. — Каланьяс попросту бесстыдно наживается на своих фиглярах… Вот скотина».
— Я бы на вашем месте ушел от хозяина и нанялся в другой балаган, — недовольно проворчал киммериец.
— А куда уходить? — скептически хмыкнул Скулди, уже гораздо смелее наливая в свой кубок вина из кувшина. — Кому мы нужны кроме Каланьяса? Податься в уличные акробаты или выдыхатели огня? Этими талантами ни я, ни остальные не владеем. Надеемся, что будет лучше — хозяин следующей весной хочет поехать в Аренджун и потом в Немедию, показывать свои пьесы подданным Трона Дракона. В Бельверусе или Нумалии наверняка сборы будут гораздо больше.
— Даже если и так, весь доход прикарманит Каланьяс, — ответил Конан. — Проучить бы его… Нельзя быть таким жадным.
— Он не жадный, он просто умеет считать деньги, — неубедительно заявил Скулди. — Хозяин нас одевает, платит за жилье. Правда комнаты на постоялом дворе «Четыре коровы» не самые хорошие, но все-таки это лучше, чем ничего.
— У нас в Киммерии, — задумчиво сказал Конан, — говорили так: лучше ничем не владеть и быть свободным, чем получать подачки и зависеть от дурного человека. Скулди лишь тяжело вздохнул.
— Я пойду, хорошо? — он просяще взглянул на киммерийца. — Скоро представление, а мне надо заново прочитать роль… Если чего забуду — Каланьяс меня наизнанку вывернет.
— Значит, наизнанку… — повторил Конан. — Это мы еще посмотрим. Доедай. Отправимся вместе. Хочу взглянуть на эти… гм… страсти графа Альдосо.
— Правда? — обрадовался Скулди. — Вот никогда бы не подумал, что ты любишь театр.
— А я его вовсе и не люблю, — усмехнулся варвар, нащупав в кармане медальон с изумрудом. — Просто хочу проверить одну догадку. Давай захватим с собой кувшинчик с вином? Какое тебе нравится больше — красное, белое, из Шема или Офира?
— Я не знаю…
* * *Солнце натужно ползло к горизонту, меняя цвет с золотистого на болезненно-багровый и окрашивая славный город Шадизар в красноватые тона. Господствовали алые, пурпурные, карминовые и коралловые краски — даже дворец протектора, беломраморный с искоркой, казался облитым свежей кровью.
Едва сумерки начали сгущаться, над дверьми многочисленных таверн, веселых домов, салонов для благородных и прочих бесчисленных увеселительных заведений загорелись факелы и затянутые цветной слюдой фонарики. Амфитеатр месьора Каланьяса не стал исключением. Нанятые хозяином за несколько медяков мальчишки поднимали на шестах лампы, вешая их на вбитые в стены крюки, на помосте надрывался зазывала — «Леденящая душу кровавая драма! Любовь, смерть и жаркие объятия! Заходите, не пожалеете!»
Постепенно собиралась публика. В основном балаган посещали иноземные купцы, которым некуда было податься в чужом городе, немедийские десятники и сотники, состоящие при городском гарнизоне, несколько благородных, обуянных непременной дворянской скукой и просто беззаветные ценители изящного слова, наподобие Ши Шелама.
Проныра Ши занял для себя и Конана хорошие места, на задних, самых высоких скамьях, точно напротив сцены. Оттуда лучше всего видно. Справа и слева от подмостков расположились шестеро кезанкийских горцев с чудовищными трубами — киммериец поначалу даже не понял, что установленные на деревянных подставцах длиннющие инструменты длиной в два человеческих роста призваны издавать звуки, а не являются каким-то диковинным видом оружия.
Шли последние приготовления. Посетители балагана переговаривались и хрустели орешками, за пыльным занавесом обозначилась мышиная возня — это фигляры облачались в свои костюмы.
— Ого, ты только посмотри, кто пришел, — Ши пихнул варвара локтем. — Герат! Точно тебе говорю, это же Герат Айбениль! С новой подружкой! А еще говорят, что Белые маги придерживаются обета целомудрия! Как же, ждите!
Конан посмотрел вниз и направо. Рядом со входом тяжеловесно приплясывал месьор Каланьяс, хлебосольным голоском приветствуя благороднейшего гостя и его прекрасную спутницу. Герат, в противовес обычаям магического конклава, сегодня облачился не в привычную белую хламиду, а в мирское платье — дорогой бархатный колет аквилонского покроя, круглая шапочка с пером, на поясе обязательный кинжал. Прибывшая вместе с волшебником полноватая дева была задрапирована в невесомые кхитайские шелка и сверкала дорогими украшениями.
