Локки 5. Потомок бога - Евгений Валерьевич Решетов

Евгений Решетов

Локки 5. Потомок бога

Глава 1

Часть XIV. Интриги

Мысли с бешеной скоростью носились внутри моей черепной коробки, а прорыв в пространстве никуда не делся. Он так и сыпал искрами, зависнув над мраморным полом зала академии. И физиономия Александра Громова по ту сторону разрыва всё больше наливалась багряным цветом, а его пальцы бессильно соскальзывали с рук того, кто его душил.

В глазах же Громова горела неукротимая ярость, направленная на меня, а не на душителя.

А я, млять, торопливо соображал… Следует ли мне помогать этому странному Громову, утверждающему, что он — это я? Или всё же нет? Вдруг это какая-то ловушка, чудовищно правдоподобная иллюзия или прочая хрень?

В любом случае решать нужно было быстро, потому пришлось положиться на удачу. Будь что будет.

Я швырнул в дыру «взрыв энергии». И тот угодил точно в руку душителя. Сразу же раздался болезненный рёв, и человек отпустил шею Громова. Он пропал «из кадра». А затем и прорыв исчез, оставив после себя лёгкий запах озона.

— И что это было? Явно же не иллюзия, — взволнованно пробормотал я, оттянув пальцем воротник рубашки.

Сидящий внутри меня Громов-младший задавался тем же вопросом, адресуя его мне. Придётся пораскинуть мозгами.

Я медленно пошёл по академии, задумчиво хмуря лоб.

Был ли тот Громов в разрыве действительно мной? Очень на то похоже. Но откуда он тогда взялся?

Я был знаком с теорией мультивселенной, но никогда и нигде не находил доказательств её правдивости, посему решил отбросить в сторону эту версию. И также я не буду рассматривать варианты с тем, что это был какой-то прорыв из прошлого. Меня никогда никто не душил в «комнате смеха», даже когда я находился в своём настоящем теле и не платил за вход.

Что же остаётся? Прорыв из будущего? Этот вариант кажется наиболее правдивым, но ни один бог не способен на такое. Хм-м-м…

Весь остаток пути до аудитории я размышлял над случившимся, но так и не пришёл ни к какому однозначному ответу. Однако на будущее запомнил, что со мной может случиться нечто подобное.

Пока же я постучал в дверь, открыл её и глянул на Фроста. Тот замер с мелком возле доски, исписанной такими сложными формулами, где букв оказалось гораздо больше, чем цифр, из-за чего можно было подумать, что в этой аудитории проходит занятие по латыни.

— Можно войти? — спросил я, попутно мельком глянув на затихших кадетов.

Граф Жаров выделялся среди них, как горящая лампочка среди потухших. Он кусал нижнюю губу, стараясь не показывать охватившего его эмоционального возбуждения, но это у него выходило из рук вон плохо. Его глаза светились торжеством, а лицо кривила предвкушающая гримаса. Он уже мысленно представлял, как будет снисходительно глядеть на меня, когда я примусь просить у него прощения.

— Проходи, Громов, — между тем разрешил мне Пётр Ильич, махнув рукой. — И быстрее, быстрее. Не отнимай у нас время. Оно, знаешь ли, неумолимо и течёт только вперёд. Ни вбок, ни назад его не повернуть. Ну, это мы ещё на «физике» рассмотрим.

— Извините, но я всё-таки вынужден отнять у вас ещё чуть-чуть времени. У меня есть небольшое объявление, — мрачно проговорил я, подойдя к доске.

— Что у вас, Громов? — скривился Фрост, словно у него зуб заболел.

Жаров же наоборот расцвёл, как ребёнок в ожидании долгожданного подарка. Он даже бросил многозначительный взгляд на сидящих рядом с ним кадетов. А те покивали, дескать, да, сейчас начнётся. Кажется, он уже успел нашептать им, что Громов будет перед ним извиняться.

— Знаете, — обратился я к аудитории, вонзившей в меня десятки взглядов, — я в вашей академии всего несколько часов, но она мне уже безумно нравится. Чудесное место.

— Всё? — спустя пару секунд моего молчания бросил преподаватель и следом фыркнул: — Громов, ты бы мог это сказать и в перерыве.

— Душа требовала сказать это прямо сейчас, — скромно улыбнулся я и двинулся к своему месту.

— Как все⁈ — ошеломлённо выдохнул граф Жаров, будто ему обещали безумно интересный кинофильм на два часа, а он закончился через минуту, да и конца у него была просто ужасной.

— А вы хотели что-то ещё? — насмешливо спросил я, не замедляя своего шага.

Рыжий захлопнул рот и нахмурился, поймав на себе взгляды кадетов. Он поиграл желваками и молча уткнулся в тетрадь, зло схватив ручку, словно хотел сломать её.

А я мысленно довольно потёр руки. Шалость удалась.

— Продолжаем, продолжаем лекцию! — громко сказал Фрост и с неудовольствием посмотрел на солнечные лучи, внезапно залившие доску.

Преподаватель махнул рукой, выпустив бледно-голубую магию. Та вцепилась в шторы и заставила их закрыть окно, перекрыв поток солнечного света.

Фрост удовлетворённо кивнул и продолжил орудовать мелком, покрывая доску затейливыми формулами, попутно объясняя, как их решать. И зачем это стражам?

— Как прошёл разговор с ректором? Он жив? — тихонько спросила Белова, когда я уселся на лавку.

— Пока да, но думаю, это ненадолго.

— Громов, ты же не планируешь его убить? — нахмурилась Огнева.

— Я? Нет. А вот ожирение — да, — усмехнулся я.

— Так зачем он тебя вызывал? Из-за Жарова? — продолжила расспросы любопытная графиня, склонив голову так, чтобы преподаватель не видел, как шевелятся её сочные, чувственные губы. — Жаров, когда вернулся в аудиторию, сиял так, что глазам больно было. Ещё и дружкам что-то своим нашептал, победно улыбаясь.

— Не знаю, почему он себя так вёл. Может, на ком-то отвёл душу? Кошку какую-нибудь пнул и хвастался геройством?

Блондинка недовольно запыхтела, попутно поправив локоны, касающиеся парты. Её явно не устроил мой ироничный ответ.

— Ничего он не расскажет. Это же Громов, — буркнула Огнева и отвернулась.

Белова сокрушённо покачала головой и прекратила задавать мне вопросы.

Вот и хорошо.

Остаток лекции прошёл вполне спокойно. А когда она закончилась, мы все отправились на «историю». И я по пути заметил раздражённые взгляды графа Жарова, которые он бросал на меня, попутно хмуря брови.

Меня искренне позабавило его поведение. А ведь игра только началась… Паренёк ещё не понял, что его ябедничество ничего не дало.

Жаров всю лекцию по истории нервно вертелся на учебной скамье, будто у него резко образовался геморрой. Оно и понятно. Графа сгубил собственный длинный язык, создав такую щекотливую ситуацию. Он же рассказал своим друзьям-товарищам, что Громов будет извиняться, а я и не собирался этого делать. Вот аристократики и начали подтрунивать над Жаровым, обливая