Александр Меньшов - Пряди о Боре Законнике

— Почему?

— Разве не догадываешься, что тут делают турзы?

— Что?

— Стерегут «слезу».

— Зачем?

— Мы не знаем…

Тут я снова услышал тот тихий неясный шёпот. Он по-прежнему вещал на незнакомом языке. И, судя по интонации, что-то просил.

— Когда «слеза» остынет, вы умолкните? — спросил я у Воронов.

— Как знать.

Добраться до скал оказалось не таким уж и трудным делом. Ледовики какое-то время двигались следом, но потом отчего-то стали отставать и вскоре совсем пропали с глаз.

Я продолжал идти вперёд к побережью, даже не намереваясь останавливаться на ночлег. Не хватало ещё, чтобы турзы застигли меня спящим. Тогда уж мне точно конец. Да и троллей следовало бы опасаться.

Так с небольшими передышками примерно через полтора дня я вышел к форту.

9

Стояна совсем не сердилась. Она долго висела на моей шее, жадно расцеловывая лицо.

А я думал, что она всё ещё будет дуться. Хорошо, что ошибался…

— Да будет тебе…

— Живой, — прошептала друидка. — А мне такое во снах видится…

— Скажешь тоже! Да и что со мной станется?

Врал, конечно. Но расстраивать Стояну не хотелось, иначе в следующий раз «отлучиться» не выйдет.

Братья Вороны замолчали несколько часов назад. «Студень» не остыл, но свой «запал» снизил.

Голова была тяжёлой, мысли некоторое время путались, но едва я освободился от ноши, как стало отпускать. Мне уже даже начиналось думаться, что все «беседы» с клинками — плод воображения. И вполне возможно не последней во всём этом была роль «слезы джунов».

— Ай! Как вы её только в руках держали? — отдёрнул ладонь один из любопытствующих гибберлингов.

Крепыши, кружившие вокруг меня, тоже приблизились к «слезе». Почти все собравшиеся стали поочерёдно касаться её. Но тут торопливо приблизились Папаны, и толпа разом отступила.

Эйвинд, молча, кивнул головой в знак приветствия и его семейка сгрудилась около принесённого мною «студня».

— Что это? — спросила сестрица.

Я пожал плечами.

— Сарн его знает! Но именно эту штуку охраняли турзы… элементали.

— Горячая, — Эйвинд тронул пальцем, лежащий на валуне, «студень». — Действительно, а как вы, господин Бор, приволокли её сюда?

Я удивлённо коснулся «слезы джунов»: теплая, не более.

— Как? Руками…

— Древняя вещица, — заметил кто-то из толпы.

— Угу, — буркнул Эйвинд. — Где, говорите, вы её нашли?

— В развалинах. Она лежала в неглубоком каменном колодце. Только из-за того, что оттуда исходили волны жара, я и её нашёл… эту «слезу джунов».

— Это вы так вы её прозвали? — улыбаясь, спросила сестрица.

— Что с ней делать? — скорчив серьёзную мину, проговорил средний брат Папанов.

— Здесь у нас нет тех, кто сможет разгадать секрет… «слезы», — заявил Эйвинд, обращаясь одновременно и ко мне, и ко всем гибберлингам. — Доставим сию штуку в Сккьёрфборх. Старейшина разберётся… Ладно, хватит толпиться. Расходимся.

Я снял с валуна «студень» и, завернув его в любезно предложенный плащ, понёс в шатёр Папанов. Стояна и Крепыши пошли следом.

Кстати говоря, не знаю, что сотворила друидка, но и Орм, и Стейн активно шли на поправку. А, может, дело в природе Крепышей? Ведь недаром же говорят, что заживает, как на гибберлинге?

Стояна накормила меня сытным ужином, и мы с ней уселись у вечернего костра. Довольный (вернее, удовлетворённый) собой, я уставился на друидку, вдруг понимая, что всё же люблю её… По своему, не так, как остальных своих женщин, но всё же люблю.

Кажется, Стояна заметила, как я смотрю на неё. В её глазах заблестел уже знакомый мне огонёк.

Милая девчушка… С ней мне хорошо, с этим надо согласиться.

А вот все те тяжелые мысли, терзающие душу… тогда, на побережье… после того, как мы прогнали астральных демонов… все эти мысли казались нереальными… не пойму, отчего меня порой буквально «скрючивает» от переполняющей желчности? Откуда она? Откуда это угнетённое состояние? Что же гложет душу? Неужто это результат обряда Прозрения? Или же приступы черной меланхолии?

Правда, сейчас такое ощущение, будто ничего и не было. Будто всё, что там думалось, это лишь мрачный сон.

Вечернее солнце уже зашло за скалы. Небо окрасилось в густые золотые цвета.

Я отвёл взгляд от горных вершин, и поглядел на Стояну.

Она замерла, глядя вверх… на эту красоту. Её тоненькие пальчики поигрывали с взлохмаченным кончиком косы… Вокруг стояла нереальная, прямо-таки звенящая тишина. На какую-то секунду друидке показалось, что мир просто замер… остановился… А с ним остановилось и время.

Перед внутренним взором одна за другой сменялись картинки старых воспоминаний.

Вон стоит небольшая лачужка на берегу лесного озера. На северо-западе виднеются синие вершины древних гор… Как же они назывались?

Стояна закрыла глаза, но это ничем ей не помогло. Единственное, что вспомнилось, так это предутренние часы, когда острые пики белоснежных вершин начинали окрашиваться в ярко-алый цвет. Будучи ещё маленькой девчонкой, Стояна заворожено глядела на них… как вот сейчас…

А ещё вдруг вспомнилось, что у матери была толстая длинная коса… и волосы цвета вороньего крыла. Они переливались под лучами солнца, порой создавая эффект некого свечения.

Мать была красивой женщиной. Высокой… стройной… Про таких говорят: «Кровь с молоком». Звали её Ладой… Ладой Молчановой. Было у неё ещё и прозвище — Рыся.

Стояна вдруг обрадовалась. Ей вспомнились те далёкие… очень далёкие чувства безмятежности и глубокой любви, которые переполняли душу… охватывали всё её естество. Она помнила мягкие руки, гладившие её маленькую головку… тихий мелодичный голос, напевавший грустные песенки… И Стояна, будто маленький котёнок, ластилась и обнимала большую мать-кошку.

Сердце тоскливо защемило… Бор опять будет думать, что я ворчу из-за своего положения. И никто не знает… и никогда не узнает… что у меня на душе…

Бор… от него тоже веяло если не спокойствием, то… то неким его подобием. Он был словно стеной, за которой можно было укрыться от житейских невзгод… и ещё от одиночества.

Потерять его, своего Бора… От столь страшной мысли Стояну охватил дикий животный ужас.

Нет… нет… этого не будет… Не должно быть! Сарн, ты слышишь? Не должно!

Неожиданно для себя, Стояна вдруг поняла, что увлёкшись собственными мыслями, она пропустила тот факт, что у костра примостились Папаны. Друидка перестала созерцать горы и увидела сидящими друг против друга Бора и Эйвинда. Позади последнего виднелись остальные члены его «ростка».