Виктория Мариновская - Над уровнем неба

-Can pe...  - Голос Кирилла сорвался, и он повторил — Can peto[23]?..

Я со страхом вслушивалась в этот странный гнетущий диалог, больше всего боясь именно того, что не понимаю о чем они говорят. А значит, не узнаю когда наступит конец...

-No decisionem factam esse[24]!  - непреклонные интонации явственно выделялись среди ручьистого потока чужих слов. Как я жалела сейчас, что в школе у нас преподавали только английский! - Omne quod ad suam sedem redeunt[25]! Threads series fati[26]. 

В последней фразе, хоть я и не понимала ее смысл, звучала легкая насмешка.

Дивные голоса на мгновение замолкли, будто бы наслаждаясь тем как пуста и безлика был без их звучания действительность, а затем вновь продолжили:

-Fata quaeque suo...  Lorem ipsum dolor sit amet[27]! Lorem ipsum dolor sit amet. Tantum illa.[28]

И тут один из троих, высунув из под балахона свою руку, показал в мою сторону. Мне это совсем не понравилось.

-Nullum!  Nullum![29]   - Кирилл буквально зарычал от негодования.

-Что они говорят? - прошептала я, со страхом смотря на искаженное болью лицо любимого. Но Кирилл, казалось вообще не слышал того что я говорю — лишь крепче сжимал меня в объятьях, боясь отпустить хоть на миллиметр. Незаметно мелькнула мысль — быстрей бы уже все это кончилось!

-Tolle animam meam et animam[30]! - он будто бы бросил словами в Прокураторов, пряча за своей яростью страх и боль.

Donec non tollis quod non habet...[31] - и снова усмешка разнообразила бесцветные голоса.

-Но я могу... - произнес Кирилл, заглядывая мне в лицо. В его тревожных глазах плескалось штормовое море, разбиваясь волнами о каменный берег безнадежности.   - Sed cen tribuo vos quis vos postulo[32]!

Что же происходит? О чем они говорят? Я мелко дрожала, и дело было не только в температуре. Огромным усилием воли заставляла себя не лязгать зубами. Было понятно лишь одно — Кирилл их о чем-то просит,  и это что-то, скорее всего, наша с ним жизнь...

Неожиданная смена интонации — в голосе Прокураторов послышался легкий налет удивления, который заставил меня еще внимательней прислушаться к разговору.

-Non curo ut![33] -  в прекрасном песнопении явственно слышалось сомнение — Si potes aliquid quod  tu non vis dare...[34]

Возникла пауза. Я в панике посмотрела на Кирилла  - что происходит? Почему мы еще живы?

А Кирилл будто постарел — на его лице читалась печать не одного столетия. Лицо потемнело, а взгляд потух. Мне было отчаянно больно смотреть на то, как он мучается. Неужели я была причина всему этому кошмару?

Голоса зазвучали неожиданно — даже Кирилл вздрогнул.

-Vos can tendo. Consementiemus![35] - очевидно, их ответ был не таким, какой его ожидал Кирилл. Что-то изменилось в его лице, и он едва слышно пробормотал:

-Aliquam...[36]

Тут он наклонился ко мне и в его глазах уже не было такой глухой тоски. Его губы прошелестели над моим ухом:

-Я люблю тебя. Anima mea[37]!

-Кирилл! - я не могла поверить в чудо - они, что отпускают нас?!

Но тут начало происходить что-то странное. Кирилл нехотя, но решительно освободился от моих рук, и быстро перебежав через дорогу, очутился возле пруда. И прежде, чем я решила хоть что-то сообразить он, легко перешагнув через невысокий металлический бортик, прыгнул в воду.

-Нет! - закричала я, разрезая глухую тишину вечера истерическим воплем. Но Кирилла уже не было. 

Он не колебался ни секунды, потому что давно все уже решил. Все решил для себя тогда, когда впервые увидел большие, чистые, словно горные озера глаза. И он был благодарен Прокураторам за тот шанс, что был предоставлен. Он обязательно им воспользуется. Не упустит.

Только сейчас понял, почему Артур отправил их к Ефрему. Артур знал, что светлый все расскажет Кириллу, и так же знал, что ему, Кириллу, придется испытать это на себе самом. Как истинный хранитель Артур сделал все что мог для своей подопечной...

Черная пустая гладь озера мягко серебрилась в свете выглянувшей из-за облаков луны.  Легкий ветерок обдувал его сильное тело, слегка рябя складки на брюках. В пять шагов он преодолел расстояние от берега до воды.

 Вздохнув полной грудью,  он сделал шаг...

Сначала Кирилл ни чего не почувствовал кроме давящей на него со всех сторон темноты, медленно погружаясь в густую иссиня черную, словно чернила, водную мглу. А затем произошло то, что неведомо было ему на протяжении многих десятилетий - он почувствовал слабое покалывание. Сначала покалывание было едва заметным, но затем нарастающие болезненные волны стали прокатываться по его телу, усиливаясь раз от раза. И вот боль достигла своего апогея - она казалось, проникает в каждую клеточку тела, заполняя его целиком до самых пальцев, тысячей осколков впиваясь в кожу, мышцы, добираясь до костей, выкручивая его тело наизнанку, заставляя молить о забвении. Лишь бы не было больше этой боли!

Но было бесполезно ее просить, бесполезно умолять эти резкие острые удары безжалостно ранящие каждый сантиметр его тела, сделать передышку хоть на мгновение.

Боль подавляла его волю, заставляя полностью ей отдаться. И он не выдержал отдался, свернувшись в жалкий комок, терпеливо ждущей новой  режущей атаки.

 Стало холодно. Да! Он почувствовал то, чего был так бесконечно давно лишен. Осенняя холодная вода сводила судорогой руки и ноги, увлекая все дальше в глубину, опутывая своей обманчивой тишиной...

Воздух, ему был нужен воздух! Срочно. Сейчас... Он отчаянно, превозмогая боль греб, не понимая куда приведет его судьба  - к спасительному ночному воздуху или к равнодушному дну.

Тьма окружала со всех сторон — сделай он сейчас неправильный выбор и все окажется напрасным, все погибнет вместе с ним. Верх или низ? Влево или вправо? Но везде безмолвная беспроглядная тьма... Как ему определить, где поверхность?.. Но он должен был! Должен был сделать это! Ради нее! Ради той, которую любил  больше всего в этом странном мире... Он не мог сдаться! Нет, он обязан был выжить для той, что стала для него важнее жизни и отдать взамен ее души свою, только что приобретенную.

Время превратилось в сплошную черную беспроглядную тьму и было непонятно - прошла минута с того момента как он прыгнул в холодную гладь озера или пролетела вечность...  А боль не отпускала ни на миг, цепко хватая его за онемевшие конечности, приказывая сдаться и прекратить напрасную борьбу. Но вот над головой засветила лимонная луна, которая окончательно  отогнала от себя надоевшую ей тучу, что бы показаться во всей красе.