Виктория Мариновская - Над уровнем неба

Кирилл впервые вздохнул... И этот первый глоток воздуха прошелся огненным смерчем по его легким, заставляя резко выдохнуть и снова почувствовать еще большую боль... Но с каждым вздохом, становилось как будто легче, и боль потихоньку начала уходить из его тела, оставляя после себя лишь холод и страшную слабость. Он был беспомощен словно младенец в первые секунды своей жизни, когда его вырвали из лона матери, забрали оттуда, где нет боли, страха и холода...

А они уже ждали его на берегу. Когда он вылез, судорожно цепляясь за сухие кустики и скользя по грязи, то сразу увидел ее глаза... Глаза полные страха и  отчаянья.

-Кирилл! -  она бросилась к нему, прижимаясь своим горячими лбом и  щеками к его холодной груди. Было странно...

Ему так странно и удивительно чувствовать  ее теплое дыхание на своей холодной от ночной воды груди,  его руки казалось,  сами ласкают лицо Светланы, слега, касаясь шелковых губ, ресниц и нежной кожи. Как странно был ему ощущать ее, касаться и чувствовать...  Но вместе с тем, как больно наконец почувствовать то, от чего вскоре предстоит оторваться.

 - Зачем ты это сделал?! Зачем ты прыгнул туда?

Светлана недоуменно смотрела ему в глаза, со странной смесью облегчения и настороженности. Она знала, что что-то не так, ощущение скорой разлуки давило тяжелой каменной грудой на нее. Девушка отчаянно боролась с паникой, возникшей от острого предчувствия беды.

-Ты такая теплая... - совершенно невпопад прошептал он, не в силах подавить не вовремя взявшуюся откуда-то спокойную радость. У него получилось! Он смог! - Такая теплая!

Снова и снова повторял Кирилл, гладя каждый сантиметр ее лица.

С его голых ступней и ладоней осыпались мелкие камушки и листики. Он поднялся,  слегка опираясь на девушку и старясь не отрывать взгляда от любимого лица, с которым он через минуту должен был расстаться навсегда.

-Quid. Vos fecistis. Sit et...[38]  - Они никуда не ушли. Прокураторы терпеливо ждали.  Но Кирилл ни о чем не жалел. Он должен был это сделать и сделал это.

-Aliquam... - он и сам поражался тому спокойствию и той усталой уверенности, царивших в его голосе.

Светлану парализовал страх. Она не понимала, что происходит, и чувствовала как нарастает паника.

-Кирилл... - шепотом начала она — Кирилл, все закончилось, да?

Любимые глаза ласково блеснули и он прошептал:

-Да все закончилось...

-Lam suus 'vicis... Parati estis?[39] - нетерпение в прекрасных голосах было вот-вот готово смениться раздражением.

-Etiam. - спокойно кивнул Кирилл. - Прощай...

-Что?! - его голос словно взорвался в ее воспаленном мозгу и ужасная правда проникла в сознание.  - Нет!

Вопреки ее желанию голос зазвучал не твердо, а умоляюще.

-Нет! - снова, будто заклинание повторила Светлана.  Но магия слова не сработала. Воздух на мгновение качнулся, подул легкий ветер, и на берегу осталась только она и холодный свет молодой луны. Откуда то из далека до нее долетели слова: «Живи!» и все смолкло.

Но может быть, это было лишь завывание ветра в верхушках деревьев…

Я и сейчас помню, как царившая до этого вокруг тишина разом взорвалась, обрушив на меня звуки милицейской сирены и автомобильной сигнализации, тоскливый скрип тормозных колодок рейсового автобуса, жалобное попискивание, долетавшее от колес кособокой тележки, которую надсадно дыша, катил дворник-таджик. Откуда-то доносился дробящий гул отбойного молотка...  Появились люди — запах табачного дыма, разговоры по мобильному телефону и чей-то визгливый смех, заполнили оставшееся пространство.

Я находилась на большой и оживленной улице. Напротив, через дорогу ярко желтела знаменитая фастфудовская вывеска, неоновым светом привлекая к себе внимание спешащих прохожих, а рядом со мной мигал трехцветным глазом светофор. Уютными окнами светилась огромная многоэтажка, стоящая на противоположной стороне дороги,  неярко зеленела вывеска «Сбербанка России», по широкому проспекту сновали автомобили...

Я побежала, но ноги слушались меня плохо. Несколько раз упала, разбивая в кровь ладони. Кажется, я звала Кирилла, выкрикивала его имя в равнодушную спешащую куда-то по своим делам толпу. Безнадежно выискивала среди прохожих любимое лицо. Напрасно... Город оставался таким же многоголосым, но все это многообразие звуков было не для меня. Кто-то недоуменно оглядывался на бегущую с безумными глазами девушку, кто-то неодобрительно качал головой, но большинство не замечало меня.  Я тонула в пустой равнодушной толпе, а луна насмешливо светила своим желтым глазом и никто, никто в целом мире не мог помочь мне.

Время остановилось, превратившись в густой кисель, оно не пускало меня ни на шаг вперед, заставляя снова и снова возвращаться к этому проклятому озеру! Я словно загнанный зверь металась по ярко освещенной улице в безуспешной попытке найти того, кого уже нет. Я плутала, не понимая, сколько времени прошло с того момента, как не стало его... Наверное, минут пятнадцать. Но тогда мне казалось, что прошла целая вечность, что я необратимо постарела лет на сто, а сердце мое никогда не будет стучать так как прежде — легко и не заметно. Сейчас же каждый удар доставлял мне такую боль, будто бы мою грудную клетку вспороли ножом.

Мне иногда казалось, будто бы я слышу, как он зовет меня, но прислушивалась и понимала, что это всего лишь далекое эхо никогда не спящего города. Иногда мне чудилось, что я вижу его высокую стройную фигуру, небрежно опирающуюся на кирпичную стену дома или фонарный столб. Я тут же бросалась туда и понимала, что это всего лишь мираж.

Я свернула в арку и ушла с оживленной улицы в спальный квартал. Но и здесь повсюду были фонари и торопливо шагающие люди. Мне же не хотелось больше никого видеть, ни одного чужого лица...

Затем, когда дыхание сбилось, а надсадный грудной кашель перешел в непрерывный свист, я обессилено свалилась на землю возле дерева в небольшом жилом дворике. Прислонившись спиной к черному влажному стволу осины я закрыла глаза. Меня била мелкая дрожь, даже руки тряслись, словно танцевали дикий экзотический танец.

От пережитого потрясения, сраженная горем я не понимала, что делаю. В моем состоянии сидеть на промерзлой земле было настоящим самоубийством. Но я сидела, не в силах пошевелиться, не в силах даже повернуть голову.

Через некоторое время я очнулась от того, что на меня полилась вода. Открыв глаза, я поняла, что это пошел дождь. Капли были большими тяжелыми и с легким шлепаньем падали мне на волосы, стекали по лицу, принося с собой мокрый холод. Но я даже и не попыталась поменять положение тела, так и сидела, запрокинув голову назад. Дождь прекратился, так и не успев толком начаться.