Сергей Смирнов - Цареградский оборотень. Книга первая

Княжич смотрел, пока слезы не переполнили его глаза и не затопили все вместившееся в его взор пламя погребальной крады.

Крада зашипела, огонь разом опал с нее на землю и отпустил до самого неба прозрачный мост-дорогу, перекинувшийся на высокое крыло вил, девы небесной.

Княжич поднял глаза вслед отцу и увидел, что с небесного моста неторопливо возвращается на землю ястребиное перо, нечаянно прихваченное отцом с полуденного ветра, когда он спешил пересечь Поле и свои северские земли и выручить из чужой беды своего младшего сына.

— Я возьму полную виру, отец, — пообещал Стимар в небеса. — То, что ты прозревал обо мне — та же правда, что и реченная старым Богитом.

В темя Стимару фыркнул конь.

Княжич повернулся лицом к князю Лучинову, который уцелевшей рукой подвел к нему радимического коня.

— Наша вира за твою обиду, Туров, — сказал Лучинов. — Бери коня.

Княжич Переславов, ставший еще накануне вятским князем вслед убитому отцу, подал Стимару свой меч.

— Наша вира за твою обиду, Туров, — повторил он слова радимича. — Бери меч.

Стимар взял вятский меч, сел на радимического коня и направился в ту сторону, где прямо посреди ясного восхода, поднимался черный хазарский зрак.

На чужом коне и с чужим мечом Стимар скоро достиг Туровых межей, но так и не смог перескочить через них на свою землю. Ни у священного озера, которое после смерти Богита покрылось пенкой бельма. Ни у Перуна-столпа, от которого хазары по пути на град оставили только пень, на пядь ушедший под землю. Ни у погоста, где на столбах повисли клоки хазарских грив.

Вдоль всех родных межей цепью-обороной растянулась княжича родова, не способная к сече — старые и малые, тетки и сестры. Никто из них уже не увидел в княжиче страшного волкодлака, потому-то родова не кидалась от него врассыпную, а, напротив, смыкалась крепче в том месте, к которому он норовил подступиться, и не пускала домой.

— Нельзя тебе, княжич, пока с хазарами сеча. Наш князь Коломир не велел тебя пускать, — сказал Стимару правивший на межах родовой Туровой князь-старшина Вит.

— Я не малый! — растерянно гневался на коне Стимар, упираясь в свою родову, как в тын. — Я мечом рублю не слабей Коломира!

— Хазары пришли за тобой. Они тебя ищут и забрать хотят, как велели им ромеи, — открыл Вит княжичу новую тайну. — Князь-воевода Коломир велел тебе, княжич, стоять за межами, у Дома бродников, пока он не побьет хазар. Князь рек, что больше не отдаст брата ни хазарам, ни ромеям.

От новой злости-обиды на старшего княжич плюнул на чужую землю и погнал коня к лесу, вдоль своей родовы. Замелькали родичи стороной, словно колья ограды.

У Дома бродников Стимар спустился с седла, сел на худое крыльцо и со вздохом проговорил в густую чащу:

— Не вовремя потерялся ты, Брога-побратим. Вижу, снова не будет мне без тебя пути домой.

В тот же миг выкатился из чащи прямо под ноги Стимару верный бегун, а вслед за ним вышел к безродному дому и сам Брога.

— Ты меня потерял, княжич, а я, даже захотел бы — не сумел бы тебя потерять, — упрекнул он Стимара.

— Проведи меня к граду по своей, волчьей, тропе, — потребовал от него княжич.

— Против слова князя? — отступил Брога, но видно было, что отступает он словом только для вида.

— Здесь, за межами, я — князь, — по-отцовски, разве только молнии не засверкали и не зашуршал малый гром, грозно свел брови Стимар. — Я — старший, и я велю тебе, молодшему.

Брога вздохнул и тревожно оглянулся в сторону Турова града, будто видел сквозь густую чащу, как северцы бьются там с хазарами.

— Много хазар пришло тебя забирать, княжич, — поведал о том, что видел, слобожанин. — Видно, долго они тебя дожидались, да так и не дождались.

Он рассказал Стимару, как на славянские земли пришел со своим большим войском сам хазарский каган. Хазары перешли реку, выше северского града, там, где берег на славянской стороне был самым крутым и высоким. Они умели наводить мосты-переправы из своих молитв, которые после смерти хазарских богов больше ни на что не годились. Их волхвы, ходившие с войском, встали на краю своего, низкого берега и принялись вразнобой горланить, взывая к своим мертвым богам. Как только от крутого берега отдалось первое эхо, волхвы сразу стали вплетать его в свой истошный крик поперечными нитями, скрепляя переправу, как ласточки скрепляют на стенах гнезда своей липкой слюною. Так, не успели хазарские кони напиться, как мост на другой, высокий берег был уже готов.

Перейдя реку, хазары двинулись к Турову граду той же ночью, потому что ночью они видят лучше, чем днем, а их кони чуят ночной запах дороги, похожий на запах начинающего скисать молока.

Им удалось бы без труда занять и разорить Туров град раньше, чем ветер донес бы до северской рати голос чужого нашествия, если бы не Перун-столп на Туровой земле и не молодой месяц на небесах, подаривший Перуну-столпу тень, едва приметную, молодую и потому острую, как осока или наточенный перед первой жатвой серп. Та тень Перуна-столпа обрезала ноги жеребцу хазарского кагана. И тогда хазары решили срубить столп, чтобы на обратном пути окрепший и потяжелевший месяц не снес тенью голову кагана.

Северцы услышали копытами своих коней стук хазарских топоров и поспешили домой, оборонять свой град, ведь посреди ночи и открытого поля вступать в битву с несметным войском самого кагана означало отдать свои жизни, хоть и дорого, зато град — задаром.

Срубив Перуна-столпа, хазарское войско двинулось дальше наискосок, однако до самого рассвета проплутало среди столбов погоста, оставляя по щелям в стоячих бревнах лоскутья грив и хвостов. Так было, потому что не чуяли на погосте чужие кони никакой дороги, а кружили, как в глухой чаще и лезли во все щели.

Когда наконец подошли хазары к Турову граду, врата уже были заперты на три засова, сплетенных косою, северская рать стоя, как табун, вздремнула на стенах, притомившись ожидать врага, а прочая Турова родова, к бою негодная, была новым Туровым князем Коломиром давно отослана в лес и на межи не пускать на новую смерть или в новый полон младшего княжича. Молодой северский князь верно смекнул, что хазары не глупее радимичей и вятичей и тоже непрочь прибрать к рукам темную силу, принесенную из ромейского царства Стимаром, и опоздали к дележу только потому, что жили они дальше ближних северцам племен и ветер доносил до них слухи на день позже.

Посол кагана перекричал через стену, что северский град кагану не нужен — некуда его в хазарском царстве ставить, все углы заняты, — а нужен только младший брат князя, которому место оставлено и притом самое лучшее, за столом по правую руку кагана, ибо, по древнему пророчеству, северский княжич даст хазарам новую веру и приведет с собой на их земли новых, сильных богов.