Сергей Смирнов - Цареградский оборотень. Книга первая

Взор княжича вдруг прояснился.

Он посмотрел на огонь и на человека, своего брата, бесстрастно, как волк-бирюк смотрит издалека, от леса, на человечье жилище.

Он достал из-под рубахи висевший у него на шее нож, что был когда-то подарен ему братом в дорогу, и оборвал его с пропитавшейся его девятилетним потом петли.

Он зубами сорвал с ножа кожаный чехол, сплюнул его на добычу, тлевшую на возу, и поднял нож так, чтобы лезвие сверкнуло прямо в глаза старшему брату.

— Брат, теперь с тебя вира, — бесстрастно изрек Стимар.

— Ты ударишь меня, брат? — весело спросил Коломир, уже не веря такой встрече, какой нипочем не ожидал, и двинулся от огня к младшему. — Ты ли вернулся? Или правду рекли про волкодлака?

— Исет, дочь князя Лучинова, была мне жена, — сказал Стимар, видя стоящего против огня брата так ясно, как не может видеть человек в ночи, против огня, своими глазами. — Дай виру.

Коломир вновь подступил вплотную к самому возу. Он поплевал себе на левую ладонь. Конец меча зашипел в его левой руке, а рукоятка потянулась через воз к Стимару.

— Мой-то нож оставь, брат, коли хочешь брать виру. Дареный он и моей же рукой выкован, — сказал Коломир. — А меч я с бою добыл. От франков он, для виры годится.

Дошло через воз к брату его слово. Дареным оружием полную виру испокон века не брали. Перед франкским мечом безымянная сила, правившая княжичем, приняла древний обычай.

Стимар отпустил дареный Коломиром нож, положил его сверху на северскую добычу.

— Теперь бери виру, — велел Коломир, все вглядываясь брату в глаза, выманивая из них, как из лесу, волка, да так и не видя его подобно ослепшему на подступах к лесу охотнику.

Стимар недалеко потянулся — и взялся за рукоятку.

Рукоятка франкского меча была тепла, но не горяча — она была тепла не от огня, а от руки старшего брата.

Стимар посмотрел вдоль широкого лезвия и увидел, что он сам теперь идет по нему, как по мосту, навстречу своему старшему брату.

Он как мог крепко сжал рукоятку меча, чтобы мост не кренился, а владевшая им безымянная сила тоже — вместе с ним — крепко стиснула рукоятку, но для другого дела — чтобы задушить оставшееся в ней от руки старшего брата родное тепло.

— Бери виру, — донеслись с другой стороны железного моста слова Коломира. — Разве ты вернулся домой за вирой, брат?

От этих слов Стимар на миг опомнился, но не весь, а — только от пальцев руки до стука сердца на дне груди.

Единый раз, пытаясь опомниться целиком, он обернулся в самом себе и увидел, что больше нет того, второго, а есть в нем самом, Стимаре, Потеряном Смертью, только упругая тьма — безродная чужая сила, заставлявшая взять меч — и взять виру с брата.

— Нет! Не возьму! — выдавил он из себя слова против той силы.

Но безродная сила теперь стала разрывать его самого изнутри, как вода разрывает лед и как только что она разорвала в Стимаре того, второго. Ей не хватало всего одного вздоха, чтобы выйти-выступить в явь, в яви же принять меч и взять виру — за того, в ком она таилась до своего часа.

Сдерживая и душа безродную силу, Стимар выдохнул до конца, до самого дня, выдохнул из себя даже стук сердца — и тем выдохом сдавил-сжал себе грудь так же крепко, как все еще сжимал рукоятку меча. Сила билась, выворачивалась внутри него, искала выход, свои врата-полынью. Стимар не уступал силе — и так же, как раньше, все держался за рукоятку меча, как за руку брата, спасающего его от гибели в бездонной полынье.

И вот огонь чужого града начал темнеть в его глазах — и наконец стал чернее самого Коломира, отпечатавшегося на нем пепельно-серебристой тенью.

Чужая сила вдруг разом надорвалась и задохнулась

и Стимар, освободившись от нестерпимой тяжести, весело и налегке пошел по железному мосту, перекинутом через огненную реку.

Какой-то старец в белом жреческом одеянии терпеливо ожидал его на другом конце моста, оказавшись вблизи старым Богитом.

— Путь уже недалек, княжич, — сказал Богит. — Скоро ты очистишься. Только вспомни, что рек тебе тот, кто провожал тебя к мосту.

— Не знаю, — оробел Стимар, потому что никого позади не помнил. — То было давно… В Царьграде.

— Ты видел его. Ты видел его глаза. Того довольно, чтобы вспомнить и его слова. Даже те, что он сам сберег или потерял в своей памяти.

— Он всегда шел позади меня, — только одно сумел вспомнить Стимар. — Он вел меня, отставая ровно на один шаг.

Богит пристально смотрел на Стимара, сдерживая взглядом подступавший сзади к княжичу страх.

— На твоих глазах, княжич, я вижу печать его глаз, — размеренно проговорил Богит. — Значит, ты однажды обернулся и посмотрел на него, хотя он и запретил. У ромейских монет есть оборотная сторона, которой не платят, а считают только тенью монеты. Ты видел ту оборотную сторону?

— Видел, — ответил Стимар.

— Такова и печать на твоих глазах, — изрек старый Богит. — Ты видел его глаза. Того довольно. Ныне я с тобой, и ты можешь обернуться еще один раз. Ты вспомнишь слова, ты изречешь их и потому овладеешь ими — так ты очистишься от силы чужих слов. Повернись назад, и весь морок истает.

Стимар повернулся туда, откуда шел, — и его охватил ужас.

Мост начинался из алого зрачка, сиявшем, как закатное Солнце, в огромном оке.

Стимар попятился было, но уперся спиной, будто в стену кремника, в голос старого Богита:

— Не страшись. Смотри.

Из алого зрачка выступила на мост темная фигура и двинулась навстречу Стимару, отбрасывая не перед собой, а по двум сторонам от себя — направо и налево — две тени, обрывавшиеся на обоих острых краях меча-моста.

Стимар по невидимому под капюшоном лицу узнал того, кто опускал его в серебряный котел, стоявший на самом дне царского дворца.

— Слушай, что он говорит тебе, — повелел позади Стимара старый Богит. — Слушай и повторяй, чтобы услышал и я. Но не запоминай дважды. Не отдавай им своей силы.

И тогда ветром от неизвестной стороны света до Стимара донеслись слова, и он стал повторять их, хотя такого языка и в самом деле подобного звону только оборотной стороны монеты, он никогда раньше не слышал:

«ТВОЙ БРАТ — СТРАЖ ТЕБЕ. ПОРАЗИ ЕГО — И ОБРЕТЕШЬ СИЛУ ВЕЧНУЮ».

В тот же миг, как Стимар изрек чужие слова, черный человек разлился сверху вниз в обе свои тени, и обе тени разом растеклись в стороны и потекли с краев меча вниз, в огненную реку, более не соприкасаясь друг с другом.

— Княжич! — раздался позади Стимара голос старого жреца. — Ты вспомнил чужие слова. Ты изрек их сам — и, значит, обернул прочь от себя. Потому отныне и навек те слова потеряли над тобой свою силу. Теперь обернись в третий раз — и ступай своим путем дальше. Не страшись того, что увидишь впереди. Моя помощь больше не нужна тебе. Иди, дальше, за межи, Потерянный Смертью!