Кристофер Сташеф - Маг при дворе Ее Величества

Мэт стоял на коленях позади баронов, держа наготове свой меч и заклинания и радуясь, что в них пока нет нужды.

Во время причастия священники разделяли облатки поровну между победителями и побежденными. Примиренные в Боге, стояли на коленях Астольф с баронами, и казалось, их совсем не беспокоило, что будет с их телами. Глубина веры, дающая такое спокойствие, производила на Мэта все большее впечатление. И вот наступил момент, когда он с благоговейным трепетом постиг смысл древнего ритуала. Он осознал заново значение и глубину символов, осознал, что в этом мире ни один символический жест, ни одна цитата из Писания не механическое повторение заученных формул — но часть самого могущественного из заклинаний, которое влияет на жизни прошлые и настоящие, изменяет мир вокруг, тем самым сохраняя его неизменным.

Аббат повернулся к воинам, раскинув руки.

— Ite, Missa est* [8].

Вместе с вновь сложившимся церковным братством Мэт ответил:

— Deo gratias* [9].

Аббат сложил на груди руки, склонил голову, затем взял с алтаря чашу и дискос. Медленно сошел по ступеням, пока хор пел погребальную песнь. Двое солдат взобрались на помост, сложили и унесли походный алтарь.

Хор внезапно грянул ликующую мелодию. По ступеням поднялась Алисанда в пурпурной мантии, отобранной у Астольфа. Ее золотые волосы венчала корона. Она выступила на середину помоста.

Все замерли, потеряв дар речи.

Сэр Ги громогласно объявил:

— Приговор! Выносится приговор вероломным предателям — над Астольфом и его баронами!

Темный ропот прошел по долине. Алисанда простерла руки, и ропот стих.

— Мы не можем судить их здесь, — громко произнесла Алисанда. — Правосудие должно свершиться спокойно и продуманно, а не по мановению чьей-то руки. Мы отправим этих баронов и их сюзерена Астольфа в цепях в нашу столицу. Там, в Бордестанге, они дождутся вердикта пэров. Там я вынесу им приговор.

Люди на поле затаили дыхание. Они не поверили собственным ушам, Мэт же с удовольствием кивал. Он мог бы кое-что сказать насчет судебной процедуры как проверки на тиранию. Было похоже, что царствие Алисанды начинается на хорошей ноте.

— Что же касается солдат, — смягченным голосом продолжала Алисанда, — тех, у кого не было выбора, кто сражался из страха перед командирами, кому угрожали расправой с их женами и детьми, — на них нет вины. Пусть возвращаются по домам, к своим семьям, пусть бросят мечи и возьмутся вновь за орала.

На этот раз ликование чуть не раскололо горы. Верные Алисанде воины братались с пленниками. Похоже, Алисанда будет не просто хорошей правительницей, подумал Мэт, но и популярной в народе.

Когда шум несколько стих, сэр Ги вопросил:

— Как поступить с колдунами, ваше величество? С теми, кого Малинго собрал на службу Зла?

— Они будут сожжены. — Голос Алисанды прозвенел над долиной. С каменным лицом она оборотилась и нашла глазами Мэта. — Найти их мы поручаем верховному магу Меровенса.

Затем монахини и двое монкерианцев поднесли к помосту носилки, прикрытые саванами, и сложили их перед королевой.

— Как быть с их телами? — спросил аббат. — Как быть с патером Брюнелом, нашим собратом?

— И с ней, моей многообещающей дочерью? — Аббатиса тоже выступила вперед.

— Заберите их в ваши монастыри, — отвечала Алисанда. — Пусть святые гробницы будут возведены над их телами, ибо они умерли как мученики на поле боя. Их души, не сомневаюсь, уже пребывают на небесах.

В наступившей тишине аббат с поклоном поблагодарил королеву и пошел к ожидающему его коню. Носилки с телом патера Брюнела были быстро укреплены поверх седла, и аббат приказал оставшимся от его ордена рыцарям:

— В путь!

Торжественная процессия монкерианцев двинулась за носилками с пением погребальной песни.

— Пойдемте, дочери мои! — крикнула аббатиса, садясь в седло. — Отвезем нашу сестру домой. Наше горе — оно наше и есть.

Монахини привязали носилки к седлам двух лошадей и со скорбным пением тронулись в путь.

Два траурных кортежа двигались по долине рядом, везя останки двух раскаявшихся: ведьмы и оборотня, которые после ужасного падения вознеслись к славе. Когда кортежи скрылись из виду за восточными склонами гор, солдаты стали возбужденно переговариваться.

Призывая к тишине, Алисанда громко заговорила:

— А теперь освободите собратьев, которых принудили поднять оружие против вас, пусть они вернутся по домам. И вы следуйте за вашими сюзеренами, и да будет на вас благословение королевы.

Радостные крики прокатились по полю, и ряды солдат смешались.

Мэт стал проталкиваться сквозь толпу. Видя, кто он такой, воины расступались, пропуская верховного мага. Но когда он приблизился к помосту, Алисанда в сопровождении баронов была уже у своего шатра. Взглянув через плечо, она увидела его, но лицо ее не выразило привета.

— Что ж, сэр Мэтью, вы уже почти дома!

Сэр Ги хлопнул его по плечу со своей обычной беззаботной улыбкой. Она напомнила Мэту о его подозрениях, которые теперь вроде бы имеют основания.

Он обнял сэра Ги за плечи и отвел его в сторонку, поближе к Стегоману, который расположился поодаль в гордом одиночестве. Дракон был на поле самым крупным существом — теперь, когда Кольмейн удалился, уведя за собой гномов и бывших людоедов.

— Итак, — сказал Мэт в решимости раскрыть загадку сэра Ги. — Кто же вы такой, в конце концов, сэр Все-или-Ничего?

Рыцарь улыбнулся еще шире.

— Почему вы спрашиваете и откуда вы взяли это имя, которым вы меня называете?

— Так оно переводится на мой язык. Тутарьен — французский, язык рыцарства. А я заметил, что здесь знать не пренебрегает этим языком. И, пожалуйста, не заговаривайте мне зубы, я же видел, как Кольмейн узнал вас и как святой Монкер откликнулся на ваш зов.

Сэр Ги перестал улыбаться.

— Но кто же я такой, по-вашему, сэр Мэтью, если не рыцарь, каким кажусь?

— Вероятно, мне надо напомнить вам одну историю, рассказанную неким Черным Рыцарем. «Когда не осталось у императора Гардишана наследников, Кольмейн разыскал его потомка по женской линии, и тот стал править. Но ходили слухи о потомке и по мужской линии. Кольмейн его не нашел». Слухи оказались обоснованными, сэр Ги?

Рыцарь с минуту изучающе смотрел на Мэта, потом пожал плечами.

— Вы видите то, чего другие не видят, и запоминаете мельком сказанное. Но поклянитесь мне своей честью рыцаря, что никогда не будете говорить об этом ни с кем другим.

— Клянусь моей рыцарской честью, — сказал Мэт. Сэр Ги кивнул.

— Был такой ребенок, укрытый столь надежно, что Кольмейн не нашел его. Всю свою жизнь он прожил в тайне, как и его потомки. Я — последний в роду.