Андрей Стерхов - Быть драконом

— Ах, ты тварь! — угрожающе воскликнул он и сделал шаг в мою сторону.

— Стой, где стоишь, — предупредил я, передёрнув затвор.

Он будто в стеклянную стенку упёрся — замер. На рожон не полез. Надо отдать ему должное, в этом плане оказался адекватным. Умирать за так не хотел.

— Будем считать, что официальная часть саммита закончена, — сказал я, опуская пистолет. — Переходим к неофициальной. Сейчас ты, Женя-мальчик, подойдёшь на цыпочках к сейфу, откроешь и вытряхнешь всё содержимое. Понял?

— А если нет? — спросил он с вызовом.

— Тогда мне придётся продырявить один из твоих жизненно-важных органов. Какой именно, я решу по ходу дела.

Он поднял голову, внимательно посмотрел на меня, убедился, что не шучу, и сказал:

— Допустим, открою. Что дальше?

— Я заберу то, что должен забрать.

— И это всё?

— Всё.

— А что будет со мной?

— С тобой пусть менты разбираются. Или врачи. Лично мне ты неинтересен.

Он где-то с полминуты, наверное, молчал, просчитывая варианты, а потом через силу выдавил:

— Хорошо, я открою.

— Вот и отлично, — похвалил я и показал пистолетом на сейф. — Прошу.

Недолго поколдовав над кнопками замка, он добился от механизма звонкого щелчка, провернул ручку-штурвал против часовой и потянул на себя стальную дверку.

— Вот, что хотел спросить, — подходя ближе, обратился я к супостату. — Вы ребёнка уже похитили?

— Конечно, — ответил он и сунул руку в сейф.

— И у кого?

А вот на этот вопрос Антонов-Демон ничего не ответил, резко развернулся и выстрелил мне в живот.

Пуф! — и вся недолга.

После этого выстрела я ещё сумел устоять на ногах и даже попытался поднять руку с пистолетом. Но вторая пуля, угодившая в грудь, сбила меня с ног, и я грохнулся на спину.

Странно, но боли не испытывал, только было до жути стыдно за свою свинскую беспечность.

А потом Антонов-Демон контрольным выстрелом продырявил мне башку, и стыд ушёл.

Всё ушло.

Нагон Тнельх, нарушивший второе правило дракона «Никогда и ни при каких обстоятельствах не верь людям», благополучно помер.

13

Первое, что услышал, когда душа вернулась в тело, был фрагмент старой легенды. Откуда-то из далёкого далёка донесся неспешный говор наставника. Он рассказывал: «Проведя край, дракон уснул, и всем показалось, что он умер, а он просто устал от раздвоенной жизни и хотел отдохнуть от безумного мира людей».

Постепенно голос вирма Акхта-Зуянца-Гожда затих и превратился в жужжание мухи, бьющейся о стекло.

Потом послышался лёгкий стук.

А вслед за тем я услышал, как Архипыч (его голос ни с чьим не спутаешь) по-военному чётко произнёс:

— Стрит. Партия. Считаем.

И как Ашгарр в ответ озадаченно крякнул:

— Опять повезло тебе, чертяка.

Заставив себя открыть глаза, я повернул голову.

Эти двое сидели за столом и азартно резались в кости. Сам я лежал в углу на матрасе. Свет в комнате был включен. За окном темнело.

Я сунул пистолет в кобуру (Антонов-Демон, похоже, не сумел его вырвать, а быть может, не захотел), сел и, прислонившись к стене, спросил:

— Который час?

Голос дал петуха, и мужики в пылу спора меня не услышали. Тогда я прокашлялся и крикнул:

— Мужчины, алло! Который час?!

— О-о-о! — повернулся ко мне молотобоец. — Ожил, слава яйцам.

— Двадцать пять десятого, — сказал Ашгарр, кинув взгляд на часы.

Я вяло возмутился:

— Чего так долго канителился?

Возмутился больше для порядка, чем по делу, но Ашгарр стал оправдываться.

— Так это, блин, — начал он, помогая мне подняться на ноги. — Когда тебя кокнули, меня самого скрутило будь здоров. Минут пятнадцать корчился, встать не мог. Когда оклемался, сразу стал ниточку отматывать. По пути сообразил, что Силы нет, пришлось крюк дать, чтобы из Десятинного Котла черпнуть. Полез, а мне… — Ашгарр скрутил дулю и сунул себе под нос. — Пришлось Сергея Свет Архиповича на подмогу вызывать. Пока то, пока сё — вот и считай. Слушай, а ты когда Десятинным успел попользовался?

— Когда от Ворона уходил. Я же тебе рассказывал.

— Не помню.

Я в ответ только плечами пожал и стал сковыривать с очков бляшки застывшей крови. От этого «увлекательнейшего» занятия меня отвлёк молотобоец. Подошёл и протянул нечто, зажатое в кулаке:

— На, смертью смерть поправший, держи на память. — И высыпал на мою ладонь три тупоконечных свинцовых пули. — Девять миллиметров. У него что — «макаров» был?

— «Макаров», — кивнул я.

— А кто это тебя так? — спросил Ашгарр.

Я ответил уклончиво:

— Хмырь один чокнутый.

А про себя подумал: «Хмырь-то он хмырь, но в отличие от меня не болтает, а делает».

Тут в разговор вновь вступил Архипыч. Смерив меня пристальным взглядом, он задал вопрос, который я и сам бы задал ему в подобной ситуации:

— Ты ничего не хочешь рассказать, Егор?

— Хочу, — честно ответил я. — Но не могу.

— Какая-нибудь помощь нужна? — помолчав, спросил он. — Огневая поддержка? Силовое прикрытие?

Я мотнул головой:

— Нет.

— Уверен?

— Да. Только это…

— Что?

— Выпить есть?

Архипыч выдернул из-за пояса флягу, протянул, и я сделал три добрых глотка.

Это был коньяк. Это был отличный коньяк. Это был коньяк что надо — мне снова захотелось жить.

Вернув флягу, я закурил и после нескольких жадных затяжек обратился к Ашгарру:

— Сколько занял?

Он не успел ответить, его опередил молотобоец.

— А вот на счёт этого не парься, Егор. Свои люди, сочтёмся.

— Мы не люди, — напомнил я.

— Какая разница?

— Большая. — И вновь повернулся к Ашгарру. — Сколько?

— Полторы штуки, — ответил он.

— Кроулей?

— Ну не баллов же.

— По шкале Ливси это будет сорок шесть с копейками, — прикинул навскидку Архипыч. — Но говорю, дракон, не парься. Забей. Отдашь, когда разживёшься. Мне не к спеху. Хочешь, совсем не возвращай.

— А те двести, которые я тебе в кости… — начал было Ашгарр.

Молотобоец сходу завернул его наглый прогон:

— Отставить! — И наставительно ткнул пальцем в потолок. — Долг чести. Умри, но верни.

— Верну, — слегка смутившись, уверил Ашгарр, помолчал и добавил: — Или отыграюсь.

— А у тебя есть, что на кон поставить? — насмешливо прищурив глаз, спросил Архипыч.

Ашгарр вздохнул, поправил неуверенным движением очки и развел руками:

— Нет нифига. В пух проигрался.

Мне стало обидно за невезучего нагона как за себя самого (а как иначе?), и я протянул ему пули, только что извлеченные из моего тела.