Андрей Круз - Рейтар

Он кивнул, вытер губы тыльной стороной ладони, затем лицо потер, словно стараясь протрезветь.

— Может и так, — он сделал пару не слишком твердых шагов, оперся на стену. — Ты мне вот что скажи, взводный… нет, уже не взводный, а сотник… Скажи мне, сотник Арвин, для чего мы живы остались?

— Вот как спросил? — усмехнулся я. — Клятву на крови исполнить, которую давали.

— Ты давал, мне не довелось, — поправил он меня.

И верно. Нигана я позже встретил, не стоял он у того страшного рва у разбитого пушками форта, не лил кровь из разрезанной руки на могилы. Да только в этом ли суть? Я его и так насквозь вижу, он себя прятать и не пытается, съедает Нигана пожар изнутри, корчится все его нутро в огне.

— А есть разница, давал или нет? — спросил я его.

— Есть… малая, — кивнул он пьяно, так, что вперед покачнулся. — Ты и умереть теперь права не имеешь. А я — могу. Есть право, да. Надеялся, что с остальными лягу, в Миреше у того моста, да сберегли зачем-то Брат с Сестрой, не дали путь закончить как воину подобает. Не исполнил я чего-то…

— Не исполнил, друг, — я обнял его за плечи, повел аккуратно к воротам. — А что именно — оно к тебе само придет, я точно знаю.

— Откуда? — он даже остановился, поглядев мне в глаза.

— А есть ли разница для тебя? — я снова подтолкнул его. — Знаю — и все тут. Придет тот момент и все тебе как божий день ясно станет, для чего ты жив остался. Мы ведь, Ниган, считай, что все равно мертвые, только еще шевелимся. Без корней, без земли, без семьи, без смысла — жив такой человек, а?

— Не жив, сотник, не жив, — Ниган зашагал по улице сам, я пошел рядом.

— Я много говорить не умею, да и пьяный сейчас, мысли путаются, — я попытался сказать то, что на языке уже крутилось. — Но из сказок знал всегда, что если мертвый по земле ходит, то есть в этом одна великая нужда. Или месть ему исполнить надо, или что другое. Не смог он до конца умереть лишь потому, что судьбу не обманешь. Не даст она раньше времени сдохнуть.

Ниган вдруг остановился, обернулся ко мне, уставившись мне в глаза своими, пьяными, кровью налитыми. Опять покачнулся, спросил вдруг:

— Не даст? — и выдернув из кобуры револьвер, ткнул им себе под челюсть, потянул спуск.

Щелкнуло.

Словно весь мир в тишину погрузился.

Ниган аккуратно провернул барабан, выбросил на руку патрон.

Повернул, глянул — след накола на капсюле.

Осечка.

— Осечка, — сказал он, покачав головой в удивлении. — Прав ты, видать, сотник. Не мое пока время, надо дальше жить. Хоть так — но жить.

Глава 53

До Альмары шли спокойно, не утомляя ни бойцов, ни коней. Потом опять был путь вдоль Сильной, по правому берегу, на котором жизнь текла обычным чередом — война отсюда, как летняя гроза, сразу дальше ушла, на запад. Правда, теперь на новых территориях вовсю шла мобилизация, и новых подданных князя Вайма собирали в учебные роты, учили, муштровали, да и гнали туда, где гремели бои.

Война шла вроде и успешно, но не настолько, насколько рассчитывало изначально командование рисской армии. Планы были совсем другие и виделось в них все намного радужней. Да, противник был ошеломлен неожиданным нападением, откатился далеко, а вторжение силами барона Вергена и Свободных Городов вообще случилось как гром с ясного неба, но все же окончательной победы добиться так и не удалось. Командующий валашской армией генерал Радо Сарежский, владетель, к слову, того самого Сарежа, у которого воевали мы недавно, сумел избежать генерального сражения, маневрировал и затем остановил, опираясь на крепости и реки, наступления на обоих фронтах. Отбить вторжение не мог, но и дальше не пускал. И тоже свое воинство изо всех сил укреплял. Установилось нечто вроде шаткого равновесия, которое каждый хотел нарушить, мобилизовав свою армию быстрее. Но быстрее ни у кого не получалось, кажется. Война начинала затягиваться.

Об этом всем мне рассказал ротный пехотного полка «Могильных воронов», поправлявшийся в Леймаре после ранения и выпивший немало вина в известном мне трактире «Пьяное откровение», после чего и полностью оправдал его название, данное, к слову, покойным толстяком Вайтом, погибшим как раз из-за отсутствия откровенности. Такая вот ирония судьбы.

Путь по новым рисским землям остался позади, мы добрались почти до места. На левый берег Сильной вел наплавной мост, упиравшийся в пологий берег чуть выше Лурре — того самого городка, в котором мы прятались перед «раскрытием заговора». По нему сейчас везли с левого берега на правый весь нужный для войны припас и по нему же шли маршевые роты пополнений, призванные заменить тех, кого в клочья разнесло в бою снарядами, пробило пулями, проткнуло штыками. Топливо войны, дрова в огонь.

В Лурре мы нашли дом, адрес которого нам дал Арио, и без всякого удивления обнаружили там людей из Усадьбы, командовал которыми тот самый Бирр, что был с нами в «Ночь ножей», как уже успела молва окрестить известные события в Альмаре. Он был все таким же блеклым, незаметным, но по поведению чувствовалось, что власти у него прибавилось. Изменился он как-то, даже говорить по-другому стал.

— У нас здесь разместиться можно, — сказал он. — И конюшня есть, и где бойцам спать. Дня три отдыхайте, затем дальше поедете.

— Далеко ли поедем?

— В Южную марку, слышал про такую?

Слышал. Злой как-то рассказал. Поэтому и удивился:

— А там что может быть? — я еще раз перебрал в голове все, что слышал, потом сказал: — Говорили, что глухомань и тишина.

— Верно, — ухмыльнулся Бирр. — Поэтому и поедете. Считай, что отдых у вас. В тишину и покой.

И вправду ведь отдых получился. В казарме нас никто не держал, иди куда охота, хоть ешь, хоть спи, ни подъема, ни отбоя. А чего ждем — так никто объяснить и не удосужился, все тайны вокруг.

Я эти три дня по городку гулял, все больше в одиночку, ел по пять раз в день, да у реки сидел, почти до темноты. Один раз увидел в городе Барата с двумя веселыми девками. Сам пьяный, их подмышками держит и так из кабака идет, да прямо в другой кабак. Для уцелевшего наемника нормально, наемник для такого и живет, пожалуй, но вот Барат немного удивил. Ну да ладно, у него свой путь.

Между тем нам выдали форму коронной почтовой стражи — серо-голубые мундиры с желтыми кантами и такими же шнурами. Удивились, но надели и ничего не сказали. С оружием мудрить не стали, хоть это облику почтового стражника не очень соответствует — те по три револьвера не возят и «рейтарских» у них нет.

Потом, на четвертое уже утро, во двор усадьбы закатил небольшой дорогой закрытый возок с окошками, задернутыми шторками, который охранял взвод солдат в форме гвардейского кавалерийского полка. Их командир отсалютовал вышедшему их встретить Бирру, передал пакет какой-то, а затем взвод, выстроившись в колонну по два, ускакал обратно. Бирр открыл дверцу возка, вежливо, с почтением, и оттуда вышел среднего роса человек, лет двадцати пяти или чуть больше с виду, с приятным лицом с небольшой бородкой, светлые волосы аккуратно назад зачесаны. Одет хоть и дорого, но скромно, в глаза богатство не лезет. Ехал он в возке один.