Николаос - Пять ночей. Вампирские рассказки

Странно, но я понятия не имела о том, что знают все. Или же у Энди Беркли сейчас совсем другой круг общения.

— Как это — отторжение?

— Отданная кровь хочет назад, к хозяину, — объяснил он. — Сильно хочет и сильно страдает от разлуки. А сильная кровь и страдает сильнее. Это нормально, вроде фантомных болей. Но если эти дни твой прайм рядом, кровь привыкает к новому телу постепенно и болей особых нет.

— То есть, это правило без исключений?

— Абсолютно, — Энди усмехнулся. — Если ты детеныш Демона…

Я вытаращилась на него, но это был просто пример. Он просто назвал того, кто казался ему сверхкрутым.

— …или там Данте, например, то тебе понадобится мно-ого времени, — закончил он. — Ты в курсе, насколько силен прайм твоего мальчика?

— Так это что, типа абстинентного синдрома? — перебила я. На приличия у меня не было ни сил, ни желания. — Когда сразу теряешь прайма? Типа ломки?

— Не то слово! — развел он руками. — Говорят, это хуже. Ты даже хочешь умереть, но не умираешь только потому, что уже умер. Слава богу, со мной такого не происходило… Говорят, хуже только, когда раньше времени теряешь своего сателлита. Ну, или хозяина.

Я нервно опрокинула в себя коктейль. Надо же. Я не знала, кого расспросить обо всем этом дерьме, а Энди, кажется, теперь может написать Большую Вампирскую Энциклопедию. Ладно, проблемы Зака и его прайма — дела прошлые, но кое-какие два слова снова заставили меня снова навострить уши.

— Хозяина?.. — я произнесла это так ненатурально, что только Энди мог не заметить. — С сателлитом все понятно — у него зависимость. А с хозяином-то что может быть?

Энди посмотрел на меня очень внимательно. Нет, не права я была. Я звучала слишком ненатурально даже для него — или же Энди после смерти стал проницательнее.

— Ты что, планируешь это?

— Не поняла? — дернула я плечами. Жест Зака изморозью пробежал по коже. — Планирую что?

— Стать сателлитом своего брата. — Он подмигнул мне, очень похабно. — Не замечал в тебе склонностей к инцесту.

Я решила подыграть ему, хотя внутри уже закипала от злости. Мне хотелось узнать только одну вещь, и это будет предельно просто.

— А я вот замечала в тебе много разных склонностей. Завидуешь?

— Благословляю, Китти, благословляю. Я на такое не способен — слишком уж много рыбы в море… Да и такого брата у меня нет.

«Читай: ты, сучка, всегда получаешь лучших парней», — подумала я и спросила:

— Так что он от меня скрывает? Ты же знаешь этих мужчин — всегда строят из себя мачо и тихарят свои слабые места. Да и вряд ли кто-то знает их лучше тебя.

Энди расслабился, проглотив комплимент на лету, как попкорн.

— Тут большого ума не надо, — сказал он, и я охотно с ним согласилась. — Простая физиология. Сателлит зависим, но и хозяин зависим тоже. Не в той же степени, хотя тоже сильно и пропорционально времени, проведенному вместе. Переживший биологический возраст сателлит умрет, потеряв хозяина, и умрет в муках. Хозяин не умрет, потеряв сателлита, но… боюсь, какое-то время серьезно подумает о смерти. То есть муки тоже будут иметь место — и физические, и душевные. Так что никто никого не бросит, если это тебя беспокоит.

— Значит, их отношения не бывают односторонними?

— То есть?

— Ну… допустим, сателлит влюблен, а хозяин нет?

Энди фыркнул.

— Так может думать только очень самоуверенный тип. Он у тебя такой?

— …И через время связь уже скорее физиологична, чем эмоциональна? Как взаимный наркотик?

— Хочешь спросить, будет ли твой Зак любить тебя через сто лет из-за тебя самой или уже из-за зависимости? — спросил он весело. — Скажу лишь, что природа не дура. Она понимает, что через сотню лет совместной жизни любая страсть может поулечься, и потому принимает меры, чтобы этого не произошло. Но какая на фиг разница, если вы все равно вместе до самой твоей смерти?!

Я еще не вполне понимала, зачем мне все это надо, но постаралась отложить в памяти. Придет время — и я пойму. А нет — так просто забуду.

Пришла официантка — тоже в проклепанной жилетке на голое тело — и принесла мне пакет. Я заглянула — внутри были три полиэтиленовые упаковки с красным крестом. Стильно…

— Так что, не передумала? — снова подмигнул мне Энди. — Я всегда знал, что ты на что-то такое способна. Твоя преданность Джейсону и вообще…

Отвечать мне не хотелось, а хотелось ему врезать под дых. Но вместо этого я загадочно подмигнула ему в ответ, хотя с моей стороны это скорее был нервный тик.

Вылетев из «Кровостока» пулей, я почувствовала острое желание вымыть руки, а еще лучше — принять душ с формалином. Понимание налетело на меня позже, и это было похоже на поезд, на полной скорости сбивающий тебя в темноте, — Энди теперь вампир, а вдруг он почувствовал, что я пару раз пробовала кровь Зака?… да нет, не пару раз, к чему врать самой себе. Раза четыре уже точно. Да, с тех пор у меня ни разу не болело сердце, да и вообще ничего, и голова не кружилась. Но вдруг, раз Энди почувствовал, это уже зависимость?

Да, я хочу, чтобы Зак наконец убрался из моей жизни, но что тогда будет со мной? Ломка?

А вдруг теперь я не захочу, чтобы он уехал?..

When I wanna to hold you and ask you for help -

I stopped myself…

Я позвонила в дверь в твердом желании выяснить все раз и навсегда, хотя и без понятия как.

Тишина.

Проклиная всех ленивых вампиров, которые не могут оторвать от дивана задницу, и одновременно радуясь, что мои чувства к Заку все еще не позитивны, я начала шарить в сумке в поисках ключей… как вдруг дверь открылась.

Зак стоял в проеме, пошатываясь и дыша часто, будто при гипервентиляции. Каждый выдох выталкивал из его носа тонкий фонтанчик крови. Его футболка стала не только черной, но и насквозь мокрой. Это был момент, потому что в следующую секунду он просто свалился как подкошенный.

Удержать его у меня не было ни шанса, и потому мы оба грохнулись внутрь квартиры. Уже падая, мне чудом удалось захлопнуть дверь во избежание соседского любопытства, но повторного чуда не случилось — ляпнулась прямо в лужу крови, липкую и вязкую, посреди прихожей. Зак лежал рядом, я лишь слегка смягчила его падение. Когда вышло его перевернуть, я наконец увидела лицо — островки, не запачканные кровью, казались иссиня-белыми — цвет льда. Цвет смерти. Мое сердце подпрыгнуло и сорвалось вниз, будто внутри заработали русские горки.

— Эй! — позвала я осипшим голосом. И он приоткрыл глаза навстречу моему голосу — ясные, но глубокие, как вода в колодце.