Булыга Сергей - Ведьмино отродье

— Д-да, очень. Д-да… Ну а с тобой-то что?! Ведь ты же только что, еще за ужином, все видел!

— Ха! Видел! — гневно отозвался адмирал. — Да как мы только вышли в Океан, так с каждым днем я видел все хуже и хуже. И уже птиц, которые тогда нам этот шторм устроили… Да, вроде было что-то в вышине, но чтобы рассмотреть как следует, так нет, уже не получилось. Р-ра! — и адмирал болезненно поморщился, а после с вызовом сказал: — А Хинт был прав! Вот как мне это обернулось. А все она, эта твоя… Хр-р! Р-ра! — и, махнув лапой, замолчал, засопел.

Рыжий сидел не шевелясь. Р-ра, так вот оно что! Вот, значит, почему…

Но адмирал опять заговорил:

— Хотя… Так это или нет, никто того не знает. И вообще, никто здесь ничего не знает. Ну, я хоть слеп, и мне мое незнание простительно. А ты? Вот, говоришь, нас далеко забросило. А если поточней? Ты ж ведь не скажешь!

— Нет. Все звезды незнакомые. Как здесь определишься?

— Но солнце, я надеюсь, прежнее?

— Скорей всего…

— Ха! — засмеялся адмирал. — Вот так ответ! Тогда мы, значит, так… Да! Завтра ровно в полдень мы с тобой… Нет, лучше ты уже один, конечно, ты один замеришь, как высоко оно будет стоять в зените. Тогда определишь хотя бы нашу широту, чтобы хотя бы примерно знать, куда же это нас все-таки забросило.

— А дальше что? Ты же слеп! И я теперь один. И что я один против них…

— Ха! — снова засмеялся адмирал. — И я в Ганьбэе тоже был один, а их девять эскадр. А всех вот так держал! — и сжал кулак, и показал, и продолжал: — А здесь чего тебе робеть? Кучка скотов, к тому же насмерть перепуганных, не знающих, что с ними, где они. А ты… Задумайся: «Тальфар» за одну ночь так далеко продвинулся, что даже не представить. И, значит, ты почти у цели! Монета при тебе? Так глянь, что там, на ней. Ну, не тяни. Живей!

Рыжий полез за пазуху и, обжигая пальцы, достал монету, рассмотрел ее, а после повертел ее и так, и сяк… И едва слышно прошептал:

— Молчит. Не отвечает… Глаз больше не движется, Кау!

— Да, — усмехнулся адмирал, — я Кау. А что она молчит, так это хорошо. Значит, уже все сказано. Значит, пришли уже.

— Куда?

— Н-ну… Завтра все узнаешь. Ну а пока гаси огонь и будем спать.

— Я не засну.

— Заснешь. Завтра — тяжелый день, придется нам обоим попотеть. Да, Рыжий, да! Вай Кау уже слеп, но еще жив. Гаси, я говорю!

И Рыжий загасил фонарь, залез в гамак, закрыл глаза. Лежал, зажав в лапе монету. Монета жжет, волны толкутся в борт, толкутся, корабль скрипит — наверное, опять поднялся ветер, пусть небольшой, но все-таки… Нет, ветра нет! Иначе б паруса захлопали. Но что это тогда? Может, течение? Но, судя по волнам, это какое-то сильное, опасное течение. Да-да, опасное! Вот и Базей что-то кричит, командует; да, там, наверху, уже что-то случилось! А ты лежишь и даже головы не поднимаешь, а в лапе у тебя монета, и теперь можно повернуть ее и так и сяк, а глаз не шелохнется, Вай Кау, видно, прав — приплыли, прибыли, а вот куда, того никто не знает. И вообще, никто и ничего не знает. А если так, то для чего было бежать тогда из Выселок, когда… Р-ра! Да! Там — тьма, здесь — тьма; Вай Кау слеп, и так ему… А что?! А вот он и ответ! Да, мы уже почти у цели, не зря ж вон как течение усилилось! Хоть ветра вовсе нет, а корпус как скрипит — почти как в шторм! И, может, уже завтра мы… Но это не для них! И потому-то он, Вай Кау, и ослеп, чтобы не видел, а завтра и они все, как и он, все до единого ослеп… Р-ра! Нет, не то! Совсем не то! Спи, Рыжий, спи, все правильно Вай Кау негодяй… Но негодяй какой-то странный. Вот он ослеп и думает, что это с ним случилось из-за Твари, а Тварь ему подсунул ты, но он не то чтобы грозить или совсем… а даже и не упрекнул — ни словом, ни намеком. Да, негодяй. Но ведь не скот. Слеп. Тьма. Жизнь — тьма. Кромешная. И только лишь она, Магнитная Звезда, там, где-то вдалеке, наверное…

Глава десятая — ПОРС! ПОРС!

Проснулся он тяжелый весь, разбитый, он даже глаз не мог открыть. Подумалось: наверное, опять ему всю ночь снились кошмары. А попытался вспомнить, что же именно, так и не вспомнил. Ну и ладно! Утро, вставать пора, на палубе уже дудят побудку…

А он по-прежнему лежал с закрытыми глазами. Волны толкутся в борт, толкутся, корабль скрипит. А вот они протопали к котлам, запахло варевом. Вай Кау уже там, сейчас будет обсказывать им курс, коорди…

Р-ра! Да он же слеп! Да как он выйдет к ним такой, как… Р-ра! Да он и не выходит, он — ты принюхайся… Он здесь! Лежит и спит — вон тихо как в каюте! Тогда они, сойдясь возле грот-мачты… И уж тогда Базей не преминет… Да он уже не преминул! И там они сейчас, наверное…

— Рыжий! — окликнул адмирал.

Р-ра! Здесь он, да!

— Вставай!

Но Рыжий и не думал вставать. Он даже глаз не открывал — лежал, оцепенев. Тогда Вай Кау уже громче повторил:

— Вставай! Сейчас стюард придет!

— А ты?

— А я уже сижу и жду. Вот так дела! — Вай Кау тихо засмеялся. — Такая рань! Темно, хоть глаз коли, а я уже проголодался. К чему бы это, а?

Рыжий открыл глаза и повернулся, глянул на Вай Кау. Ого! Вон как он нынче вырядился: опять на нем серебряный жилет, в ухе серьга, на шее шарф… И голова его повернута к тебе, поблескивают стеклышки очков…

— Ты смотришь на меня? — спросил Вай Кау.

— Да.

— И как я выгляжу?

— Достойно.

Вай Кау улыбнулся и сказал:

— Ну что ж, приятно это слышать. Садись и ты ко мне. А то, — и адмирал, принюхавшись, задергал носом, — стюард и впрямь вот-вот заявится.

Рыжий спустился вниз, подсел к столу. Немного помолчав, спросил:

— Ты к ним, конечно, не ходил?

— Зачем? Базей, когда вахту сдавал, сам заходил ко мне сюда. Я разрешил, так он и зашел. Ты дрых, как сосунок, а мы поговорили.

— И что?

— А то. Он про экватор спрашивал, я отвечал. Я ему так сказал… что так всегда бывает! Вот почему, я говорил, к нему, к экватору, боятся приближаться.

— И он поверил?

— Нет. Но промолчал, не спорил. Он был другим напуган.

— Р-ра! Чем еще?!

— Течением. Ты ж слышишь, как скрипит? А ветра нет. Такое вот течение — ого! И я сказал ему: да, это так, ты, боцман, верно догадался нам из него, из этого течения, не выгрести, и нас будет нести всю эту ночь… ну, ту, которая прошла… а после еще день и ночь — и приплывем. Куда? Н-ну, я ему, Базею, так сказал, что нам с тобой и про течение было заранее известно. Оно, это течение, я так сказал, такое: весной оно направлено на юг, а осенью оно течет обратно. Так что до осени, я так ему сказал, мы там и просидим, на той земле, на южной. И там, сказал я, золота… А он спросил: «Магнитного?» А я сказал: «Ты через день все сам узнаешь!» Тогда он стал говорить, что завтра его не устраивает, он хочет знать прямо сейчас. А я на то сказал: «Как хочешь! Не нравится — веди их, косарей, сюда, на ют, я сам себе удавку затяну, сам по доске пойду! Но понукать собой я не позволю. Особенно всяким скотам!». И я вскочил! Да, я его не видел, р-ра, я только слышал, как он захрипел и заплевал… А все равно не рыпнулся, ушел! Быстро ушел! И с той поры они там все молчат. Да, и еще. Вот, — и Вай Кау взялся за оправу, — глянь, как там у меня они… и снял очки.