Тиа Атрейдес - Сумрак и Гитара

В этот раз Шу не церемонилась. Она была достаточно пьяна, чтобы, не задумываясь о последствиях, вымещать на нем свое разочарование и злость. Ей хотелось причинить ему боль, услышать его крик. Принцесса наказывала Тигренка за собственные порочные мысли, за собственную измену, за то, что чувствовала себя виноватой. И за то, что ей нравилось видеть кровь на безупречной спине, чувствовать его дрожь, его боль при каждом ударе, слушать его стоны. Ей хотелось слизать каждую красную капельку с гладкой горячей кожи, почувствовать ладонью неровное биение сердца… она наслаждалась властью над ним. Полной и абсолютной.

Словно откликаясь её невысказанным желаниям, Тигренок застонал. С каждым новым ударом из его груди исторгался полувздох, полустон. Исчезла мертвая неподвижность, он вздрагивал всем телом, прижимался головой к деревянному столбику, дышал судорожно и рвано.

Она и сама дрожала, горела и задыхалась, словно хлыст касался её кожи. Шу застонала сквозь стиснутые губы вместе с его последним стоном и опустила плетку. Спина, плечи, бедра Тигренка, исчерченные алыми полосками, притягивали её, не давая отвести взгляд. Она не вытерпела и, подойдя почти вплотную, лизнула выступившие капельки крови на его плече. От этого легкого прикосновения Хилл выгнулся и закричал, словно до него дотронулся раскаленный металл, а не нежный язычок. Жаркая волна удовольствия окатила Шу — бьющееся под её языком тело, соленый вкус его крови, глубокий горловой крик, почти рычание… вцепившись обеими руками в израненные плечи Тигренка, она вылизывала каждый рубец, каждую ссадину.

Ему казалось, что он теряет рассудок снова. Теперь уже от невыносимого наслаждения, перемешанного с болью так, что их невозможно стало отличить. Хилл сгорал, умирал от жажды, и содрогался от каждого её прикосновения, такого нежного и жадного, словно она не могла ни на миг от него оторваться. Сейчас, привязанный и высеченный, он чувствовал себя наконец свободным, и в какой-то момент мир обрел для него снова кристальную чистоту и прозрачность.

Её острые ногти, не то ласкающие, не то терзающие его кожу, её влажный горячий язык вызывали в нем ощущение, будто она занимается с ним любовью, владеет им… ощущение полного слияния не только тел, но и мыслей, и желаний, и чувств. Он не был больше заперт внутри самого себя наедине с ужасом и страданием. Как прежде, Хилл словно свою, чувствовал её страсть, её обиду и тревогу, её потребность в нем, её страх потери… и был совершенно уверен в том, что они предназначены друг другу. И пусть у них совсем мало времени, но это чудо стоит того, чтобы расплатиться за него собственной кровью и свободой. И даже жизнью.

Все его сомнения, ревность, обиды растаяли, как глупый сон, и осталось доверие. У него сейчас не было крыльев, но он летел — легкий и светлый, владеющий всем миром, забывший о запретах и горе. И не было для него ничего более естественного и правильного, чем союз равных — безродного невольника и принцессы. Для него уже не имело значения, равных в смерти, или равных в любви.

Проведя губами по последней ссадине на бедре Тигренка, Шу оторвалась от упоительного занятия. Вдруг ей вспомнилось, с чего это началось… пожалуй, она почти получила все, что хотела. Хоть Тигренок и не мог ничего сказать, но ей и не нужно было слов, чтобы чувствовать, что сейчас он принадлежит ей целиком и полностью. Но для полноты картины не хватало разве что завершающего штриха — его признания. Его полной и безоговорочной капитуляции. Прижавшись к нему всем телом, Шу провела по его рукам ладонями, снимая шелковые ленты, освобождая его. И, держа его запястья в своих руках, заглянула в подернутые легкой дымкой синие озера.

— Тебе понравилось быть строптивым? — «Да» так ясно отразилось в его глазах, что у Шу чуть не подкосились ноги. — Покорись мне.

Ей не пришлось повторять. Чтобы доставить удовольствие любимой, он готов был сделать все, что угодно. Медленным движением Тигренок словно стек вниз, обласкав собственным нагим телом каждую пядь её кожи, и оказался на коленях, головой склонившись до пола. Она не успела ещё увидеть светлые пряди, щекочущие её босые ноги, как ощутила горячее дыхание и ещё более горячее касание его губ. Медленно и нежно Тигренок целовал её пальчики, терся лицом о щиколотки, проводил языком от пальчиков вверх, заставляя теперь уже её выгибаться и кричать. Чтобы удержаться на ногах, Шу пришлось ухватиться за тот же столбик у кровати. Хилл вылизывал её, как настоящий тигренок, с кошачьей тщательностью и аккуратностью, не оставляя в покое ни одного, самого маленького участка кожи. Вверх, от пальчиков к щиколоткам, к лодыжкам и коленям, от нежной складочки под коленкой по бедрам, и снаружи, и по внутренней стороне… дрожа и выкрикивая бессвязные просьбы, Шу шаталась, не в силах стоять, и он поддерживал её, не позволяя упасть.

— Тигренок, пожалуйста! — уже ничего не соображая, она притягивала его голову, откидывалась назад и кричала в полный голос. Он остановился в самый последний момент, отцепив судорожно сжатые пальцы от своих волос, и поднял голову.

— Ах… милый… ещё… — в лиловых очах плескалось чистое, незамутненное посторонними мыслями желание. Её руки ласкали его брови, скулы, очерчивали влажный контур пламенеющих губ… он схватил зубами её пальчик, и втянул в горячий рот полностью, как леденец. Она снова выгнулась и застонала. Все так же стоя на коленях, одним резким движением Тигренок опустил ее на себя, лицом к лицу, и поймал губами крик наслаждения. Он удерживал её обеими руками, не давая пошевелиться, несколько секунд, пока она привыкнет к нему внутри себя и откроет глаза. Чтобы она видела его, чувствовала его, желала его… чтобы теперь знала совершенно точно, зачем он опускается перед ней на колени.

Утомленные и счастливые, они лежали на постели. Хилл удобно устроился головой на её животе, поглаживая неторопливо стройную ножку. Приближался рассвет, за окном первые пташки прочищали клювики и пробовали голос… Шу, почти засыпая, потянулась к его спине, исцелить, наконец. Поймав её руки, Хилл прижал её к себе, не давая дотронуться до красных отметин.

— Не надо, — прошептал в полусонные губы любимой.

— Зачем? — от удивления Шу даже приоткрыла глаза.

— Просто, оставь, — не в силах уже спорить, она закрыла глаза и через мгновенье уснула. В зарождающемся свете нового дня Хилл любовался прекрасными чертами возлюбленной, пока не уснул, так и не выпустив её из рук.

Проводив возлюбленную до её покоев, Дайм вернулся в бальный зал. Хоть он и намекал всячески Шу, что его непременно нужно пригласить на кубок чаю к ней в постель, но скорее из врожденной вредности, нежели всерьез. Его дела на сегодня ещё не завершились. Он слишком редко бывал в Суарде, чтобы позволить себе терять время попусту. Раз уж он влез в матримониальные дела Его Величества, то придется довести процесс до победного конца. И для начала не мешает поговорить с отцом невесты. То, что маркиз заметил сегодня, его не порадовало — маленькая Таис показала себя упрямой и своевольной.