Игорь Ковальчук - Скиталец

Тропа, которая была слишком извилистой, слишком густо заросшей по краям и слишком тихой, чтобы ее можно было спутать с обычной, рассекла лес близ Шербура, раздвинув густой ежевичный подлесок. В лесном коридоре Дику сделалось не по себе. Деревья, вознесшие кроны высоко над пышными кустами, которые, казалось, сторонились тропы, смыкали ветки над головами путешественников. Листва еще не появилась, но тучи нависали пугающе низко. Так и должно быть, объяснил Трагерн. В лесные коридоры дневное светило никогда не заглядывает.

Рыцаря-мага тонкости друидического колдовства не слишком-то интересовали.

Из леса они вышли в миле от небольшого городка с низенькой стеной, земляными валами и заплывшими рвами, где давно не осталось воды — только лужи. Присмотревшись, Дик понял, что стены не так уж и невзрачны, просто еще не достроены, а городок как раз довольно велик. Не тратя лишних слов, он указал спутникам на город жестом завоевателя, пускающего в карьер свою многотысячную конницу.

Ворота были открыты, и стражник с редкостным равнодушием смерил взглядом четверку путешественников. Здесь не собирали мелкую дань с въезжающих и выезжающих, а потому он ничего не надеялся получить. Сочувственно взглянув на унылого, мокрого с головы до ног стражника, Сепиана, словно мальчишке на улице, кинула ему пару медных монет и спросила, где здесь трактир.

— Направо и мимо двух улочек, мадам, — ответил стражник, с достоинством засовывая медяки за пояс, — оскорбленным он себя явно не чувствовал.

— Ана, не дразни нашего спутника трактирами, — с налетом раздражения сказал Дик.

— При чем тут наш спутник? — Она мельком взглянула на Трагерна. — Он обойдется и без трактира. Но разве тебе не нужно узнать новости? Может, если ты спросишь хозяина, что новенького, ты поймешь, почему тебя сюда тянет?

— Пожалуй. — Дик подивился, как сам этого не сообразил. — Поедем.

У прохожих он узнал, что город называется Лимож, и вновь испытал настоящее изумление — молодой друид привел их именно в Аквитанию. Не в Гасконь, не в Тулузу, не в Перигор, а именно в Аквитанию. Диво дивное!

Впрочем, говорить об этом не стал. Ни к чему обижать друга.

Дик возлагал на трактир большие надежды, но в первые несколько минут после вопроса «Что нынче новенького в окрестностях?» слегка опешил под градом ничего не значащих слухов и сплетен. Трактирщик — огромный красноносый и краснощекий мужчина с плечами молотобойца, — будто обрадовавшись, что есть с кем поговорить, вывалил на голову гостя груду никчемной информации и о своих хворях, и о женитьбе управителя Лиможа на дочке мелкого барона, и о том, что на рынке появились диковинки из Сирии — все ходят любоваться на них, но никто, конечно, не покупает. Растерявшись, рыцарь-маг несколько минут молча слушал. Потом, прервав этот поток изменений, грозящий совершенно погрести его под своей тяжестью, спросил:

— Ну а о герцоге Аквитанском что слышно?

— Это о том, который король Англии, что ли? — Хозяин постоялого двора пожал плечами и взялся за пояс. — Да ничего особенного. Помирает он.

— Что? — Дик вскочил. Постоял. Сел обратно на скамью. — Где он?

— В Шалюсе, — удивленный реакцией собеседника, ответил трактирщик. — А вы, господин хороший, никак англичанин?

— Он самый.

— Вот оно что… Если король надобен вам живым, придется поспешить. Говорят, он при последнем издыхании. За матушкой послал в Фонтевро, но никто не знает, успеет ли она.

— А что случилось?

— Да… Рассказывают…

История, услышанная Герефордом, была довольно бессвязной, но, выслушав несколько версий от присутствующих в трактире лиможцев и шалюсцев, он смог восстановить ход событий.

Несколько недель назад, в начале марта, некий крестьянин вспахивал свой клочок земли в окрестностях Шалюса, чтобы подготовить его к главной вспашке, а заодно и проверить новый плуг. И под слоем вывороченного дерна нашел необычную драгоценность: что-то вроде заалтарного литого украшения, плоского, как большой поднос, и покрытого искусной чеканкой. Поверхность украшало изображение императора, величественно сидящего на троне рядом с супругой, а вокруг стояли их сыновья и дочери. Все фигуры были очень тонко проработаны, отделка замечательная, но больше всего радовал вес вещицы — почти три фунта чистого металла.

Наверное, крестьянин и хотел бы спрятать кусище золота где-нибудь у себя, но понимал: за утаивание подобной драгоценности его просто повесят, и хорошо, если смерть наступит быстро. Кроме того, могут прознать соседи, и тогда всей деревней просто разорвут на части и его, и вещицу. Куда лучше было честно отнести чеканку господину и, быть может, дождаться пары золотых в качестве награды. Крестьянин был робким и осторожным человеком, поэтому именно так он и поступил.

Граф Эмар Лиможский очень обрадовался. Он оказался достаточно щедр: бросил крестьянину золотой из собственного кошеля и приказал, чтобы ему отдали корову из хозяйского стада. Украшение же запер в личной сокровищнице и на сем успокоился.

Но у слухов — длинные ноги. Вскоре известие о чудесной находке добралось до двора герцога Аквитанского, сиречь короля Англии. Ричард Львиное Сердце, который больше военных подвигов любил только деньги, заявил своему вассалу, что надо делиться. Это требование родилось вместе с титулами и вассалитетом. Сеньор почитал себя господином земель своего вассала, а потому и хозяином всего, что в земле имеется. Вассал же в случаях, когда ему очень уж не хотелось делиться с сеньором, делал вид, что не понимает чужих притязаний.

Ричард был горяч. Чтобы мелкая сошка — граф Лиможский, его же собственный слуга, — да смела что-то вякать? Львиное Сердце справился с Танкредом де Лечче, с Исааком Комнином, с великим Саладииом (о том, что это не так, король Англии уже почти не помнил), с Филиппом-Августом — неужто не справится с букашкой Эмаром? Кто это посмел отказать ему в доле — какой-то мелкий лиможец?!

Кроме того, Англичанина подзуживали его приближенные. Не все, конечно, не все таили в душе недовольство, что война, к которой они привыкли, внезапно прервалась, но многие. Они-то и норовили теперь раздуть огонек в большой костер, надеясь всласть поразвлечься и награбить добра. Особенно старался гасконец Меркадье, предводитель войска наемников, нанятый Ричардом для войны с французским королем и теперь внезапно оставшийся без работы.

Нет ничего проще, чем убедить человека в том, с чем он и сам уверен. Конечно, король поддался. Он осадил Шалю, маленький замок, где пребывал Лиможский, обвинив своего вассала в том, что тот перекинулся на сторону Филиппа-Августа и жаждет независимости, на которую отнюдь не имеет права. Все смотрели на эту военную кампанию как на мелкое развлечение. Долго ли мог продержаться крохотный замчишко с приземистыми стенами, если к ногам Ричарда падали огромные города, сдавались целые графства?