Башня. Новый Ковчег 5 - Евгения Букреева
Последняя информация, выложенная Мельниковым, сильно тревожила. Слава Дорохов на ходу размышлял, что теперь делать. В еврейский квартал соваться нельзя — это ясно. Скорее всего сейчас весь двести сорок девятый этаж кишит военными. К маме тоже идти опасно — если бы Слава узнал об этом вчера, возможно, он смог бы хоть что-то предпринять и то не факт, зная мамино упрямство. А вот Додик… При мысли о двоюродном брате Слава слегка притормозил.
Додик жил не в еврейском квартале. Вчера вечером, из-за всех приключившихся событий, Слава так и не выкроил время навестить двоюродного брата по адресу, который дал ему дядя Моня. Отложил на сегодняшний вечер, и вот теперь выходило, что к Давиду он может не успеть. Если Мельников прав, и сгонять лиц еврейской национальности в это импровизированное гетто уже начали, то это коснётся и Давида, а может и уже коснулось.
В общем-то Славе ничего не оставалось, как навестить брата прямо сейчас, надеясь на обеденный перерыв, на то, что Давид может быть дома, и на нерасторопность тех, кто выполняет приказ Верховного — то есть, фактически на чудо.
К счастью, ему повезло.
— Слава? — лицо Давида, распахнувшему ему дверь, вытянулось от удивления. — Ты как тут? Тебя тоже… уволили?
Слава не ответил. Просочился в квартиру кузена, быстро миновал небольшую прихожую и прошёл в гостиную. Здесь всё было стандартным, планировка, мебель, и всё же по каким-то мелким деталям — мягкому пледу, нарочито небрежно свисающему с подлокотника кресла, фотографиям в рамочках, которые были расставлены на обычной, пластиковой этажерке, самодельному панно из ракушек в виде сердца с надписью внутри «Давид + Леся» — угадывалась заботливая женская рука.
— А меня вот только что… уволили, — бубнил Додик, следуя за Славой. — Вызвали к Нечаеву, он теперь главный у нас, вместо отца. Сказали, что я больше там не работаю, и что мне надлежит в течении трёх часов собрать вещи, освободить квартиру и отправиться на двести сорок девятый этаж. А потом туда же вызвали Сёму Лившица и Розу Кацман. И, кажется, ещё кого-то. Отец много наших к себе в сектор устроил. Слава, ты знаешь, что происходит? Это потому что мы — евреи? Да?
Давид выглядел очень растерянным. Смотрел на Славу и моргал большими, печальными, как у дяди Соломона, глазами. Он опустился в кресло, то самое, на которое был наброшен плед, опустился машинально, не задумываясь — Слава это видел, — наверно, оно было его любимое, и Давид всё никак не мог свыкнуться с мыслью, что ему придётся отсюда куда-то уезжать, перебираться в другое место. А в том, что уезжать приходилось, и более того необходимые приготовления уже были начаты, не оставалось никаких сомнений — Слава заметил большую сумку у дивана и аккуратную стопочку книг на журнальном столике, перетянутую тонкой бечёвкой.
Как начинать в такой обстановке разговор, Слава не знал. Да и стоило ли его теперь заводить — вряд ли его кузен мог быть ему сейчас полезен.
— Мама говорила про погромы, — неуверенно произнёс Давид. Сказал и замолчал, опять уставившись на Славу.
— Да погоди ты переживать, — ответил Слава. — Ещё ничего непонятно. Иди к родителям, поживёшь пока у них, а там, глядишь, всё образуется. Послушай, я хотел тебя спросить…
Слава сделал паузу, придумывая, как бы поизящнее повернуть разговор, но тут разговор повернулся сам и ровно туда, куда было надо.
— Давид, ну куда ты запропастился? Мне нужно снять вещи с верхних полок шкафа, я тебе же сказала, мне не достать.
На пороге комнаты появилась молодая девушка. Та самая хищница, околдовавшая со слов тёти Симы доверчивого Додика, мгновенно понял Слава, с интересом разглядывая Додикову невесту. На хищницу, правда, она была похоже не больше, чем тётя Сима на балерину. Невысокая, худенькая, с мелкими, но приятными чертами лица. Короткие светлые, чуть вьющиеся волосы, бледно-голубые глаза, нос, немного длинноватый и остренький, но всё это девочку ничуть не портило, и в общем-то (Слава вспомнил внучку Бэллы Израилевны, полную девушку, которая уже сейчас своими габаритами рисковала задавить даже не самого маленького Давида) выбор кузена был более чем оправдан.
Давид при появлении своей невесты подскочил, бросился к ней, но тут же вспомнил про Славу и, кажется, растерялся ещё больше.
— Это Слава, мой двоюродный брат, — неловко представил его Додик. — А это моя невеста — Леся.
— Очень приятно, — не слишком приветливо ответила Леся и тут ж обратилась опять к Додику. — Давид, мне нужна твоя помощь.
— Леся…
— И не начинай, пожалуйста.
Кажется, Слава пришёл очень не вовремя — эти двое ссорились, и его случайное появление лишь отсрочило их спор, который теперь вспыхнул вновь. Маленькая Леся, едва достававшая Додику до плеча, выглядевшая на его фоне очень хрупкой и какой-то нежной, наступала на Додика, рассерженно сдвинув светлые брови и уперев в бока маленькие кулачки.
— Я всё равно иду с тобой. Я так решила.
— Леся, ты не понимаешь, — Додик беспомощно захлопал длинными тёмными ресницами и повернулся к Славе. — Слава, ну ты хоть ей скажи. Это ведь может быть опасно. Ещё неизвестно, с какой целью нас всех туда сгоняют. Лесенька, тебе правда лучше остаться наверху.
— То есть, ты хочешь от меня избавиться, да? — Леся недобро прищурилась. — Так, Давид, мне понимать?
— Господи, конечно, нет! Просто… мама сказала, что будут погромы. Так было всегда… всегда, чуть что начинали с нас. А тебе в твоём положении…
— Я сама разберусь, что мне делать в моём положении.
…Про Славу эти двое забыли. У Леси, несмотря на довольно бесцветную внешность, оказался просто жгуче-южный темперамент, и Давид ей явно уступал. Слава вдруг подумал, что, когда Додикова невеста и тётя Сима сойдутся вместе, ещё неизвестно, кто одержит победу в борьбе за главный приз, коим несомненно в глазах обеих женщин являлся сам Додик.
Леся не давала Давиду сказать ни слова, когда тот пытался вставить даже короткую реплику в гневные тирады девушки. В другое время
