Сергей Юрьев - Нашествие с севера

Незаметно сами собой смолкли все прочие звуки, и лишь голос Служителя звучал, тихий, но слышимый всеми. На высоком мосту, ведущем из королевских покоев на стену, стояла Сиятельная Элис вместе со свитой, но никто не заметил, когда она там появилась, из-за южной стены потянуло дымом погребального костра, но и на это мало кто обратил внимания. То, что говорил Нау, не всем было понятно и никому не было понятно до конца, но слова его завораживали, в них ощущалась сила, недоступная смертным.

Ведунья Сольвей стояла у высокого окна, выходящего на площадь, и, замерев, впитывала каждое слово. Она чувствовала: именно сейчас Нау хотя бы вскользь может упомянуть о тех тайнах, которые Служители прячут за семью печатями, не посвящая в них никого, кроме обладающих Даром, посвятивших себя Творцу. Ведуны и ведуньи сами редко делились своими знаниями друг с другом и старались передавать их только по наследству старшему из детей, а если не имели потомков, то единственному ученику. Они обычно даже избегали записывать рецепты снадобий, тексты заговоров, найденные ими на ощупь, знаки Силы. Иногда кто-то пользовался секретами, подслушанными или подсмотренными у других ведунов. Бывало и так, что иные из них нанимали разбойничьи ватаги, чтобы те вылавливали обладателей неведомых им знаний, а потом старались выведать их пытками, обманом, посулами. Но порой ведуны дарили друг другу свои тайны, и это было знаком дружбы и признательности. И никогда никто из них не упускал случая подслушать что-нибудь из уст Служителей. Сольвей сама не раз видела, как больной, которому не помогли никакие средства, исцелялся лишь по одному их слову. Ведунья запоминала эти слова, но когда она повторяла их, пытаясь кого-то вылечить, толку не было никакого. Служители умели вызывать дождь, находить утерянные вещи, называть виновных. Они редко брались за подобные дела, только если на то, как они утверждали, была воля Творца, но если брались, то исполняли всё, что обещали. И Сольвей никак не могла поверить в то, что всемогущий Творец, владыка множества миров, может снисходить до решения ничтожных человеческих дел, которые порой и ей самой казались скучны…

— …никто не лишается надежды, но своими темными делами и мыслями, ненавистью, жестокостью, подлостью и ложью любой из вас отягощает и удлиняет свой путь к Нему в этом мире и через множество иных миров. Иным придется опуститься к самой грани небытия, чтобы, оттолкнувшись от нее, снова воспарить ввысь. Но никому я не пожелал бы такой судьбы, ибо тогда длина пути будет сравнима с вечностью. До вас донесся запах скорби — это дым погребального костра, это та самая ведьма, та самая жрица, поклонявшаяся идолу, та заблудшая душа продолжила свой путь по Сотворенным мирам. Она умерла, не дождавшись казни, и в том ее счастье, потому что сгори она под ваши восторженные вопли, груз ненависти и злорадства, с которым вы ждали ее сожжения, погнал бы ее в стан врага там, за пределами мира. Смирите свой гнев. Будьте сильными.

Нау спустился с поленницы, взял горящий факел из рук стражника и сунул его в опилки, пропитанные смолой. Пламя мгновенно взлетело вверх, но обошлось без восторженных криков толпы. Все смотрели на огонь, пожирающий идола, а из задних рядов народ начал расходиться. Нау неспешно прошел между рядами стражников, а потом затерялся в поредевшей толпе.

— А зачем ты на дрова-то полез? — спросил его Герант, наблюдая через окно, как догорает костер на площади и расходятся последние зеваки.

Нау стоял напротив, прислонившись спиной к стене. Больше всего ему сейчас хотелось присесть, а еще лучше — лечь. Но в безлюдной галерее, где они договорились встретиться с Герантом, когда всё закончится, не было ни скамейки, ни лежанки.

— Чтобы привлечь внимание толпы, которая жаждет жертвы, нужно занять место жертвы, — устало отозвался Нау. — Стукни меня посохом — может, поможет…

— Что-то случилось?

— Ничего особенного… Только что на лестнице Иона встретил, потыкал он меня кулачишком в грудь, а потом разрыдался. Нельзя, говорит, книги жечь, книги, говорит, — всё равно что дети… Лучше бы, говорит, ведьму спалили.

— Объяснил?

— Куда там… Совсем старик заболел — и слышать ничего не хочет.

— Я сам с ним потолкую позже. Ты мне вот что скажи: зачем было раскрывать перед толпой содержание Откровений?

— Я сказал не больше, чем можно понять из книг местных Служителей… Да и того они уже не помнят. Тут не столь важно, что сказано, важнее — где, как и когда.

За углом раздался какой-то шорох, и Герант, стремительно метнувшись туда, заглянул в темный проем между двумя каменными столбами. Там, забившись в уголок, стояла Сольвей. Лица ее почти не было видно, лишь глаза испуганно блестели в полумраке.

— Знания прячутся в темных углах… — сказал он слегка насмешливо. — Ты можешь выйти, ведунья, у нас нет секретов, о которых мы можем проговориться, даже оставшись наедине. А когда надо, Служители понимают друг друга без слов…

Сольвей выпрямилась и вышла на свет. Короткий ее испуг прошел и сменился странным чувством, отдаленно напоминающим стыд, который изредка может испытывать маленькая девочка, которую родители журят за мелкую провинность.

— Ну, действительно, книжки-то зачем было сжигать, — сказала она после короткой паузы. — Всё равно их никто не смог бы прочесть.

— К любому письму можно подобрать ключ, а тем более к этому… Зеркало, свеча, восьмиконечная звезда… — ответил Герант. — А эти книги были древнее того зла, которое вторглось в наш мир. Они слишком опасны для того, чтобы их хранить. И скажи Иону, чтобы успокоился. Нам предстоит еще немало дел, и сейчас не время для его гнева…

— Эй, Святитель! — вдруг крикнул Нау, выглядывая из окна. — Там лорд вернулся вместе с Гордогом и Олфом. А еще твой Ос при них.

Глава 8

Заглянув в наполненную кружку,

Ты увидишь там свою подружку.

Из застольной песни, популярной в Стране Вольных Селищ

В таверну, которая одиноко притулилась к широкой лесной дороге, снова вернулась жизнь. После того, как окрестные леса прочесало войско лорда Бранборга, оборотни исчезли. Правда, никто не знал, надолго ли, но старик Шиш, хозяин таверны, решился-таки вернуться к своему давно заброшенному хозяйству. Вернулся и не прогадал — сначала торговцы, которые неотступно следовали за войском, повадились у него ночевать, столоваться и пропивать барыши, а потом и землепашцы хоть за две дюжины лиг стали приходить к нему из своих селищ, прихватив свои серебряные заначки, сказав женам, что отправились белок пострелять или добыть кедровых шишек. Сначала Шиш управлялся один, а потом нанял двух работников из беглых от какого-то злого лорда, лютовавшего где-то далеко на юге. А еще через несколько дней к таверне прибилась нищая старуха, которой он разок позволил переночевать, а наутро хотел погнать со двора. Но когда он проснулся, то заметил, что во всём доме прибрано так, как и в лучшие времена ни разу не бывало, и разрешил старухе остаться и даже забирать с кухни объедки, пока она будет поддерживать порядок. Нищенка с радостью согласилась, и одной заботой у хозяина стало меньше. Старуха, правда, была страшна, да и говорить толком не могла — всё шепелявила не пойми что. Но вскоре обнаружилась от нее и еще одна польза — она оказалась толковой гадалкой и на дубовой коре, и на потрохах годовалого гуся, и на пепле, да она вообще могла гадать на чем угодно. Причем она предсказывала даже то, что случится завтра или даже сегодня к вечеру, чего на памяти Шиша ни одна другая гадалка не могла себе позволить. Ведь рассерженный клиент, если гадание не сбудется, мог запросто вернуться назад, отобрать деньги, да и палкой поколотить… Но старуха странным образом никогда не ошибалась, и после того, как слух о ней прошел по округе, от посетителей вообще отбою не стало.