Татьяна Чернявская - Ферзи

Последнее время он всё чаще начал ловить себя на мысли, что определённую часть суток принимается просто ненавидеть. Притом было не принципиально, какую именно часть — ненависть зарождалась непроизвольно.

К примеру, сумерки.

Ещё вчера он в это время был полон надежд и чаяний, великих свершений и дерзких алканий. Возможно, не самых разумных, взвешенных и обоснованных, зато каких ярких, полных внутренней силы и слегка извращённого оптимизма. Он ожесточено верил, если не в высшую справедливость, то в собственную злую волю. Сегодня сумерки были иными. Уже не было куража и ярких эмоций, подталкивающих к великим свершениям и грандиозным пакостям. Азарт не бурлил в крови, зажигая фантазию и экспериментаторскую жажду, что всегда сопутствовали созданию новых чар и заклятий. Уставший физически и морально чародей действовал механически скорее из привычки к последовательности и упорядоченности, чем реальной надежды на сколь-нибудь значимый результат. И да, вера. Веры больше не было ни во что. Она рухнула вместе с мировоззрением бывалого и многоопытного чародея, знавшего жизнь, её жестокие законы и принципы. Хотя нет, на момент этих сумерек тёмная личность практически свято верил в две вещи: собственное проклятье и поговорку о дураках и везении.

Мужчина тяжело вздохнул и в который раз остановился, чтобы поправить повязку на отбитой в подземельях Кривского замка ноге. Из-за припухлости и обилия тряпок натянуть любимые, подбитые серебром сапоги и спокойно идти без оглядки на выверты ландшафта, не приходилось и надеяться. Разумеется, благодушия чародею это не добавляло. Только капли здорового раздражения и кровожадности терялись в волнах захлёстывающей несчастного апатии, что мимо воли всегда сопутствовала энергетическому истощению. Зная о такой хитрости чародейского резерва, несчастная жертва обстоятельств буквально переступала через себя ради обеспечения безопасности себя-любимого и компании эсктрималов-археологов.

«Ну, это ж надо, — слегка безразлично заметил про себя чародей, разглядывая энергетический маячок над заполненным капканом. — Это не только не мой день, но и, пожалуй, неделя, а вполне возможно, даже месяц».

В столь тщательно устанавливаемом и маскируемом капкане, стоившим ему едва ли не года жизни, ссутулившись и растерянно ковыряя в носу, стоял двухметровый зомби, слегка поблёскивая кровавыми светящимися глазами. Тупое создание раскачивалось из стороны в сторону, не имея возможности высвободиться, шаркало свободной ногой в своём прерванном движении и уже вытоптпло приличную канаву вокруг себя. Носящий гордое прозвище Медведь, под которым без кольца его никто бы уже и не опознал, не удержался и презрительно сплюнул. Если бы не накатившая апатия, что в этой ситуации оказалась весьма кстати, чародей пришёл бы в редкое бешенство и, несмотря на собственные принципы, разгромил бы демонов лес исключительно в назидание коварному невезению. Его не столько раздосадовало состояние пойманного. Особенность заклятья всё равно превратило бы добычу в подобную тварь, лишив собственной воли, а, возможно, и жизни. Великое западло заключалось в том, что пойманный ни к княжеским инквизиторам, ни к ищейкам Замка не имел никакого отношения и, судя по консистенции кожи пребывал в таком незавидном состоянии уже больше суток, поднявшись с того света исключительно самостоятельно. Не стоило и надеяться определить наплавление, близость и качественный состав погони с помощью другого капкана. Впрочем, определённая польза от неудачного улова всё же была: коль капкан не был разряжен, спёрт или перенастроен, то никто из достаточно сильных чародеев рядом даже не проходил.

— Ну, вот и прогулялся, вот и размялся, — почти благодушно проворчал себе под нос мужчина, подавив недостойное желание изъясняться матом.

Разрядив собственный хитроумный, но оказавшийся абсолютно бесполезным капкан, чародей жадно впитал ошмётки собственной силы и, смачно наподдав под зад неугодной добыче, потащился обратно. Дальнейшая судьба зомби его мало интересовала на фоне хронического недосыпа.

— А-а-а!!! — не выдержав, взревела кнарой Алеандр, смачно плюхаясь на ближайший холмик и в избытке эмоций потряхивая над головой собственными туфельками. — Ты, жертва отмены рабства, объясни ещё раз, зачем мы, вместо того чтобы спокойненько спать волочёмся по лесу неизвестно куда и неизвестно зачем? Я всё понимаю: у тебя расстройство психики, притом врождённое, ещё, возможно, парочка травм помельче и общая неадекватность, но нельзя ли страдать навязчивыми состояниями попроще? Представь, допустим, что за тобой какой-нибудь маньяк гоняется или вернись к идее государственного переворота под видом летящей кометы. Можешь, решить, что ты посланник Триликого пойти проповедовать общение с мёртвыми. Я ж не против, правда-правда. Зачем меня мучить?

На её гневную отповедь ответили благородным молчанием и очень красноречивыми вздохами, вызывающими если не страшнейшие угрызения совести, то подобие трепетного сочувствия. Молчать Танка вообще умела виртуозно, иногда даже не подозревая о глубине собственной способности.

— Тан, мне тоже очень жаль золота. Не скажу, что сроднилась с ним, но некоторые предметы действительно в душу запали. Помнишь браслетик такой крупненький с камушками? Маме думала подарить, она такие украшения очень любит. Только не стоит это того, чтобы рисковать. Вот глянь, темень и так уже сгустилась, а скоро вообще будет глаз выколи. Мы же просто заблудимся! Золота не нейдём, медведи нас сожрут, твой рюкзак, что в сене зарыт, потеряем нафиг. Домой не вернёмся-а-а-а…

Вопль несчастной эхом разнёсся по лесу, вызвав возмущённое хлопанье крыльев ночных птиц и чьё-то спешное бегство. Мелкий топот маленьких ножек скрылся за кустами, не вызвав особого переполоха. Любое травоядное сейчас в своей пугливости и уязвимости для одиноких путников было неопасно, поскольку старалось учуять угрозу за несколько метров. Мелкая нечисть, всегда изобилующая в чаще леса, конечно, могла заинтересоваться источником дармовой силы и свежего ароматного мяса, но коварная травница предусмотрительно запихнула в декольте мешочек с петушинником, после двух встреч с опасной нечистью свято веря в свою неуязвимость. Если же какой-нибудь отчаявшийся волк и решил бы полакомиться странными двуногими, то надолго принял бы заветы вегетарианства, распробовав аромат своей нечаянной добычи.

На что бы ни надеялись юные чародейки, полагая своего спутника человеком вспыльчивым, но отходчивым и по натуре мягким и простоватым, как того и требовал образ деревенского кузнеца, гнев Виля Снежева не утихал до вечера. Это заставило подмастерьев Замка не покидать стратегических позиций практически час, а после и вовсе через приснопамятный курятник перебраться в конюшню до тех пор, пока сердобольная хозяйка не решилась задобрить мстителя подогретой похлёбкой. Девушкам тоже перепало из оговорённого ужина с десяток холодных данников с луком и по большому суховатому кухану, настолько сладкому, что пришлось украдкой заимствовать воду из поилок, чтобы хоть как-то перебить вкус. Есть пришлось там же во избежание повторного забега от осерчавшего вора, так что не удивительно, что благоухали девушки знатно. Проситься в баню по такому случаю никто не рискнул, решив обмыться, как окончательно стемнеет.