Вера Петрук - Индиговый ученик

– Идиот! – набросился на него Шолох. – В тюрьму захотел? Это же любимый сын Рафики Аджухама и его наследник. Ты меня поражаешь! Не знать, кто такой Сейфуллах! Да одного его слова хватит, чтобы стража всыпала нам плетей или закопала в песок по горло. Мальчишке ни в чем не отказывают, это настоящий пайрик в человечьем обличье. Проклятые дерьмокопатели! Не понимаю, за что учитель уважает этих Аджухамов. А ты, конечно, хорош. Нашел с кем связываться.

– Остынь, Шолох, – попытался успокоить его Арлинг. – Слышал я об этом Сейфуллахе. Кто же думал, что он здесь вертеться будет. На мальчишке не написано, что он сын наместника, а если бы и было написано, я бы этого все равно не увидел.

– «Кто же думал», – передразнил его Шолох. – Ты на Багряной Аллее! В Балидете есть два вида людей – те, кто живут на Багряной Аллее и все остальные. Да здесь не только Сейфуллаха, здесь и самого Рафику можно встретить. Или еще хуже – его брата Сокрана. Вот, кто бы точно тебе плетей всыпал. Эх, учит тебя иман, учит...

– Да, Финеаса из меня не получится, – слова вырвались из Арлинга неожиданно, удивив его самого. Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Фин не вернулся в школу, но отсутствие лучшего ученика все еще ощущалось.

– Нет, не получится, – едко ответил Шолох, и Регарди захотелось его ударить.

– Надеюсь, ему хорошо там, в Муссаворате, – пробурчал он. Арлинг не знал, что заставило кучеяра так поступить, но он считал, что Фин предал школу. И он предал его, Регарди. Потому что ему было без него плохо, хотя Арлинг никогда бы в этом себе не признался.

– Наивный, ты все еще веришь в эту сказку о Муссаворате, – протянул Шолох.

– Да, верю. И буду верить! А если ты что-то знаешь, то можешь молчать и дальше. Мне твои тайны ни к чему.

– Между прочим, кое-что знаю, – сердито заявил Беркут. – Я видел, как его отец приезжал в школу неделю назад. Он не умер и даже не болен. Старик весь вечер о чем-то говорил с учителем, а ночью уехал из города со своим слугой, даже не дождавшись каравана. Я специально за ним следил. Фина в Муссаворате нет, и не было. Знаешь, что я думаю? Иман отправил его в Пустошь на Испытание Смертью, и никому об этом не сказал, потому что этого решения от него ждали очень давно. Может быть, он даже выбрал его Индиговым.

Иман не мог этого сделать, захотелось крикнуть Арлингу, но ответить он ничего не успел, потому что к ним подбежал запыхавшийся Сахар.

– Вы случайно лекарство Ола с собой не захватили? – спросил он, и, поняв по их растерянным взглядам, что ответ отрицательный, помчался обратно. Не говоря ни слова, они бросились вслед за керхом.

Ол лежал в тени статуи Семерицы и пытался разбить себе голову о камни. Приступ случился, как всегда, неожиданно, хотя в последнее время припадки почти прекратились. Арлинг не помнил Ола таким уже давно. Многие в школе считали, что лекарства подействовали, но оказалось, что пайрики, терзавшие мальчишку, лишь собирались с новыми силами.

«Иман расстроится», – подумал Арлинг и тут же устыдился собственных мыслей. Страдал-то ведь Ол, а мистик был далеко, во дворце, и помочь им не мог.

– Голову ему придержи, – велел Сахар, и Регарди поспешно положил лохматую голову Ола себе на колени. Сахар с Беркутом навалились на мальчишку, стараясь удержать его тело в неподвижном состоянии, но с таким же успехом можно было пытаться сдержать взбесившегося коня. Во время приступов Ол становился невероятно сильным. Как назло, Аллея почти опустела, и помощи просить было не у кого. Зной загнал в прохладные дворцы даже редких прохожих, которые показывались до полудня. И хотя обычно припадки Ола сопровождались криками и стонами, на этот раз кучеяр корчился молча – словно боролся с дьяволом, сидящим у него внутри. Беркут догадался всунуть ему палку между зубов, и это было единственное, что они могли для него сделать.

Регарди не знал, сколько прошло времени, прежде чем тело Ола расслабилось и обмякло. Мальчишка оставался в сознании, но никого не узнавал и нес всякую чепуху. Арлинг ненавидел, когда он так делал, потому что порой ему казалось, что устами кучеяра говорила Магда. В последние месяцы перед трагедией она часто витала в каких-то своих мирах, разговаривая сама с собой. Прямо как Ол сейчас.

– Не думай, что мир погружен во тьму, – бормотал мальчишка, хватая за руки Беркута. – А когда будешь искать огонь, не жди, что с тобой поделятся светом. В мертвой воде драконы не прячутся. Их можно найти с дымом, но идти надо осторожно, потому что все мы ходим под Небом.

– Его нужно отвести в школу, – заключил Шолох, оглядывая мальчишку. Наверное, ему тоже было не по себе от странного бормотания.

– Но иман еще не освободился, – возразил Сахар. – А он велел нам его дождаться.

– Нужно достать лекарство, – упрямо произнес Беркут. – Если я буду слушать эту чушь, то сойду с ума так же, как он.

Между керхом и Шолохом быстро вспыхнула словесная перепалка, и Арлинг понял, что плохой день был не только у него.

– Я его отведу, – вмешался он, втискиваясь между друзьями, – а вы дожидайтесь имана. Это будет правильно.

– Ты не справишься, – заявил Шолох, но Арлинг был настроен решительно.

– За себя говори, Беркут, – Регарди сложил руки на груди, выставив вперед подбородок.

– Пусть отведет, а мы подождем, – неожиданно встал на его сторону Сахар. – Ал знает город не хуже нас, а от Багряной Аллеи до школы прямая дорога, здесь недалеко.

– Я пойду с ним, – заупрямился Шолох, но Арлинг ткнул его в грудь.

– Никто со мной не пойдет, особенно ты. Приступ уже кончился. Нехорошо, если мы оставим учителя одного. А если он выйдет с купцами или своим другом, что он им скажет? Вот мои ученики, а там будет только Сахар... Эти слова не против Саха, это мой довод в пользу того, что отвезти Ола может и один ученик.

Звучало не очень убедительно, но Беркут сдался.

– Ладно, хорошо, только остынь, – уже мягче произнес он, видя, что Регарди настроен решительно. – Отведешь Ола и сразу же возвращайся. Если что, встретимся по дороге или на этом же месте.

Регарди махнул ему и осторожно взял Ола под руку. Тот не стал сопротивляться, но вел себя странно. Пялился в небо и спотыкался на ровном месте. Пришлось выбирать дорогу за двоих – для себя, слепого, и для друга, сумасшедшего.

Беркут не сводил с них глаз, пока они не повернули за угол. Регарди вздохнул с облегчением. Еще немного, и он бы затеял с Шолохом драку. Что было причиной его дурного настроения – встреча с сыном наместника, который напомнил ему себя в детстве, или разговор о Фине, судьба которого терзала его неведением, – он не знал, но вернуться в школу было хорошей идеей. Пять кругов по дальней крепостной стене, вынес себе приговор Арлинг и сразу почувствовал себя легче. Несмотря на то что он любил прогулки с иманом в городе, вынужденное бездействие во время подобных ожиданий утомляло сильнее, чем хорошая тренировка на Огненном Круге. Регарди казалось, что, если он остановится хоть на секунду, прошлое догонит его, и тогда ему придется встретиться с ним лицом к лицу. И он не знал, кто выйдет победителем.