Людмила Астахова - Волчьи игры

Кадфа, как известно, отличается от вина тем, что много не выпьешь. Зато сидя за изящным палисандровым столиком и вдыхая горьковатый аромат из полупрозрачных расписных чашек, вполне можно поговорить о делах. Ловко орудуя серебряными щипчиками, леди Конри поухаживала за гостем, лично опустив в его чашку два кусочка сахара, и осведомилась:

— А какие у вас предположения касательно этого взрыва, дорогой мой?

— Ну, — глубокомысленно выпятил губу повстанец, — коль скоро это были не мы и не вы, то остается лишь два варианта. Либо фаворитку Эска прикончила файристянская оппозиция, либо это сделал сам Эск. И, приняв во внимание историю со смертью его леди-супруги, я бы сказал, что второе вероятней. Недаром смерть девушки послужила предлогом для новых процессов и казней, и первыми жертвами Эска стали ее ближайшие родственники. Если ему нужен повод для начала нового витка кровавой спирали террора, то почему бы самому его не создать?

— О! — Элайн опустила ресницы, пряча изумрудный огонь в глазах. — Ему не откажешь в изобретательности, этому диллайн! И эта стальная хватка! Вот пример мужчины, который знает, чего хочет, и не стесняет себя в средствах!

— Немудрено, знаете ли, — ревниво откликнулся Бэхрем. — Его возможности изначально превосходили наши!

— Не обижайтесь, мой милый, — проворковала леди Конри. — Не обижайтесь! Но, возможно, нам стоит пересмотреть наши планы касательно леди Джойаны? А? К чему убивать ее и наживать себе врага в лице возможного союзника? Кто знает, а не сможем ли мы договориться с Эском? Имея столь экзотическую любовницу, он поневоле окажет покровительство и вашему народу. И противникам Вилдайра Эмриса, его естественного соперника, — тоже. Подумайте об этом, друг мой. Ваш изобретательный гибкий ум, безусловно, изыщет какой-либо достойный способ… м-м… — она деликатно отпила глоточек. — Подумайте.

— Стравить Вилдайра и Эска? — господин Бэхрем недоверчиво покачал головой и почесал мизинцем висок.

— Рано или поздно они все равно вцепятся друг другу в глотки, — Элайн кровожадно облизнулась и мурлыкнула. — И тогда… Вы получили бы ваш Джезим, а я — мой Архипелаг. Возможно, у нас найдутся и другие союзники. Ах! И вот еще! Я подумываю о приобретении еще одного объекта. Инкогнито, разумеется. Дом на 19-й улице. Желаете войти в долю?

— Обеспечивать охрану, как всегда? — кисло улыбнулся шуриа. — Мои бойцы в роли сторожей и вышибал в борделе?

— Ну-ну, — мягко пожурила его женщина. — Зачем же вы так? Кушать, одеваться и стрелять вашим бойцам на что-то же надо. Пора нам обзавестись еще одним законным источником финансирования, помимо «Лебедя». И наши имена, конечно же, никоим образом не будут озвучены.

— Я посмотрю, скольких бойцов возможно будет выделить, — ханжество господина Бэхрема пало в неравной борьбе с практичностью. — Однако на этот раз наши доли должны быть равными! Тем паче что я мог бы и поставками персонала заняться. На Шанте подросло достаточно девок-полукровок. Как еще они смогут искупить грехи родителей, кроме как послужить Жизни в этой ее ипостаси? Это будет справедливо, если эти деньги пойдут на борьбу за свободу!

— Я рада, что вы заинтересованы, мой дорогой, — кивнула Элайн. — Как жаль, что вы вынуждены меня покинуть так скоро! При нашей следующей встрече мы обсудим детали.

— Не смею более занимать ваше время, миледи, — господин Бэхрем понял намек и поспешил откланяться, не забыв напоследок расцеловать ручки союзнице.

Дэлшэд Эрмид, он же Джэйфф Элир

И чтобы скрасить ожидание встречи с загадочной Черной Волчицей, шуриа отправился в оперу. Надо же посмотреть своими глазами на искусство, вызывающее у Джоны восторженное придыхание. А то все уши прожужжала — опера то, опера се!

Для первого знакомства Джэйфф избрал моднейшую постановку — «Отсана», отчасти из-за обещанного патриотического сюжета, а еще потому, что прозвище главной героини происходило от шурианского «волчица». Любопытно же! Индарская опера, конечно, не чета великолепной Саннивской, но для первой пробы сойдет. И тут бывшего рилиндара ожидал всем сюрпризам сюрприз. Едва отзвучала увертюра и началось действие, как Джэйфф стал узнавать в главном герое самого себя. Знакомая история: Последний Воин — безжалостный боец с захватчиками и с собственными косами длиной до самого пола, на которые он постоянно норовил наступить, против воли — влюбляется в ролфийскую деву по имени Отсана. Артист, исполняющий его роль, Элиру не понравился совсем. Слишком много самолюбования для человека с таким пузом. Танцоры тоже не вдохновили, хотя прыгали потешно. А вот та, что пела Отсану… Нет, не женщина, не артистка и не певица, но Голос. Неказистая внешность и неприличный для женщины высокий рост никакого значения не имели. Своим голосом Отсана-Волчица взяла Джэйффа Элира за руку и увела прочь от насквозь фальшивой Индары, от пьяного азарта, интриг и грязных помыслов, увезла на золотой ладье по волнам чарующей музыки на волшебные острова бескорыстной радости. И в Голосе певицы жила Душа — подлинное и, пожалуй, единственное сокровище Индары. И, прикрыв глаза, бывший рилиндар — головорез из головорезов — мысленно вновь благодарил Мать Шиларджи за то, что родился шуриа, а следовательно, даровано ему не просто слышать ушами и видеть глазами.

В антракте господину Эрмиду передали записку: «Вас ждут в «Черном Лебеде». Приходите. Пропуск — моя карточка».

Написано было женской рукой, рукой леди Конри, не иначе. Джэйфф осторожно принюхался к тисненому золотом листочку картона. Так и есть! Она! Черная Волчица. Значит, пришла посмотреть на него в оперу? Очень хорош-шо!

Он благодарно приподнял шляпу и… без колебаний остался на второй акт. Надо же узнать, чем там кончится дело у Последнего Воина и Волчицы. А по закону жанра кончилось все печально. Герой, вкрай измученный совестью, разрывающийся между любовью и чувством долга, сначала зарезал прекрасную Отсану, а затем вонзил окровавленную ихинцу, похожую на вилку-переросток, прямо себе в сердце. И, превратившись в духа, посредством моментального переодевания в серый саван, рыдая и стеная, галопом, громко топая, унесся за кулисы. Это был самый напряженный момент действа, и вот тут-то Джэйфф и оценил гениальную задумку постановщика. Так тонко — в виде колышущейся под полупрозрачным муслином, обтянутой трико задницы дородного певца, — ненавязчиво показать, что Жизнь все равно продолжается, невзирая на телесную гибель героев, надо еще уметь.

Все-таки опера — великое искусство. Права оказалась Джойана!