Вадим Панов - Королевский крест

— Прежде чем мы расстанемся, — спокойно произнесла девушка, — я хочу тебя предупредить.

— О чем?

— С Никитой происходит что-то непонятное, он не похож на себя.

— Мне уже доводилось видеть его в этом состоянии.

— Тогда ты понимаешь, о чем идет речь.

— Да, понимаю.

Короткое мгновение тишины.

— У него появились новые друзья.

— Люди Гори? — насторожился Ахметов.

— Нет. Поверь мне — нет. Но эти люди очень опасны.

— Насколько?

— Тебе их не одолеть.

— Спасибо, что предупредила.

— Пожалуйста. — Анна с улыбкой посмотрела на мужчину. Помолчала, словно вспоминая что-то, улыбнулась чуть шире: — Ты сам отказался от меня, Эльдар.

Голос прозвучал с хриплой нежностью. Мужчина вздрогнул, сжал кулаки. Но взгляд не отвел, выдержал:

— Тебе следовало расстаться со мной по-другому.

— Я всегда поступала так, как хотела.

— Я тоже.

— Я знаю.

Ахметов будничным жестом отбросил газету и взял спрятанный под нею пистолет. Целиться не стал, вытянутая рука, плюс длинное оружие, плюс накрученный глушитель — ствол почти упирался в грудь девушки. Эльдар вздохнул:

— Мне не жаль.

— Ты врешь.

Он выстрелил в сердце. Ведь настоящий мужчина не станет стрелять любимой женщине в голову.

Игорный дом «Два Короля».

Москва, улица Большая Каретная,

6 ноября, суббота, 16.02

— Ты заменяешь Даньшина?

Али молча кивнул, Крылов поморщился. Али Тугаев был человеком Ахметова, одним из личных волков Эльдара, а по существующей между компаньонами договоренности эти ребята не имели права занимать ключевые посты в игорном доме. Ахметову следовало передать командование заместителю Даньшина, но делать этого он не стал. Почему?

— Где Эльдар?

— Уехал. — Тугаев не отличался особой разговорчивостью. Впрочем, как и все остальные ребята Ахметова. — Позвонить?

— Не надо, я сам с ним свяжусь. — Никита кивнул на расположившихся в кабинете спутников: — Мои друзья. Могут ходить где угодно.

Барон уселся в кресло, за его спиной возвышался Жан-Жак. Клаудия и Чернышев у шкафа с коллекцией. Али не спеша оглядел всех, после чего буркнул:

— Не везде.

— Да, разумеется… — Крылов запнулся. — Они не станут рваться в запретные зоны.

— Хорошо.

Тугаев развернулся и направился к выходу из кабинета. Никита сжал кулак, но окликать широкую спину не стал. Нет смысла срываться перед Тугаевым — выяснять отношения следует с Ахметовым.

— Твой компаньон не терял времени даром, — заметил Александр.

— Прежний начальник охраны оказался предателем, — хмуро ответил Крылов. — В качестве временной замены Эльдар выбрал того, кому полностью доверяет.

— Временной?

— Не лезь! — вскинулся Никита.

— Хорошо, молчу, — выставил ладони Бруджа. И светским тоном добавил: — Замечательный кабинет. У тебя есть вкус.

Крылов промолчал. Посмотрел на Клаудию:

— На этаже есть большая гостиная. Без окон.

— Очень хорошо. Проводите меня.

— Направо по коридору, затем поворот налево. Третья дверь.

— Спасибо.

Клаудия и Чернышев молча вышли из кабинета. Крылов проводил пару долгим взглядом, но, опомнившись, стремительно вернулся к письменному столу. К шкатулке, которую на него поставил.

— Нужно что-нибудь говорить? Какое-нибудь заклинание…

— Нет, — покачал головой барон. — Игра уже идет. Просто открой.

Никита откинул крышку и машинально сделал шаг назад, зачарованно наблюдая за трансформацией. Не было дыма, огненных брызг или звуковых эффектов, ничего из того, чем щедро сопровождают «магические» действия режиссеры кинофильмов. Стенки разъезжались, изменялись в размерах, переходили одна в другую — бесконечное движение не позволяло сосредоточиться на чем-то одном, можно было ухватить лишь общее впечатление. Вот появилась крышка стола, вот разлетелись по ней карты, восстановив расклад «Королевского Креста», и Крылов полностью ушел в оценку ситуации.

— Не так уж плохо, — проворчал подошедший к столу Александр.

Но сказано это было из вежливости. Оба, и барон, и Крылов, видели, что расклад существенно изменился. Всего за один ход черным удалось существенно выправить положение, не оставив почти ничего от колоссального преимущества красных.

— Ему везет. — Никита зло посмотрел на Александра.

— Зато теперь мы точно видим, что дело движется к развязке. — Бруджа кивнул на ставшую совсем тоненькой колоду закрытых карт. — Следующий круг станет последним.

— Но ему везет!! — заорал Крылов.

— Он закончил ход, — холодно напомнил барон. — Пришла твоя очередь.

«Мой ход и пять неоткрытых красных карт…»

«Следующий круг станет последним», — намек барона был более чем прозрачен. Впрочем, Никита и сам это видел. Совершенно необъяснимым образом сопернику удалось выправить положение, и, глядя на столь удивительное везение, действительно можно было предположить, что до победы ему осталось не более двух ходов… или даже один…

«Почему ему так везет?!»

Крылов тоскливо посмотрел на Бруджу, потом — на закрытую колоду. На верхнюю карту. Руки мелко задрожали.

— Что делать?

— Давай не спеша обдумаем сложившуюся ситуацию, — предложил Александр. — И решим, с чьей помощью мы откроем следующую карту. Не хотелось бы ошибиться в выборе.

«Пять карт — пять человек. Те, кто так или иначе может повлиять на мою судьбу…»

Крылов скривил губы в усмешке:

— Согласен. Давай все обдумаем.

Александр перевел взгляд на слугу:

— Жан-Жак, нам с Никитой нужно поговорить, а ты осмотрись вокруг.

— Да, барон.

Игорный дом «Два Короля».

Москва, улица Большая Каретная,

6 ноября, суббота, 16.35

— Мля, чую, даром прикатили!

— Цыц!

Отвертка пугливо вжал голову в плечи, но, увидев, что уйбуй не собирается награждать его подзатыльником, продолжил нытье:

— На кой ляд нам возиться с угоном? Мы на той тачке нехило заработали.

«Мазератти», угнанный у человского барыги, был удачно продан Урбеку Кумару, ведущему скупщику краденого Тайного Города, и боец не понимал, для чего уйбуй вновь потащился на охоту.

— Гордый стал, да? — осведомился Булыжник. — Пять кусков уже не деньги?

— Не пять, а четыре, — уточнил Отвертка. — Штуку мы шасам отдали.

— А за четыре тысячи потеть не хочешь, да?

Что-то в голосе уйбуя подсказало бойцу, что следует немедленно заткнуться. Несмотря на то что Булыжник не отличался особой кровожадностью и не считался злопамятным, думать о нем как о пай-мальчике не следовало — головы десятник рубил охотно.