Ольга Онойко - Море Имен

Ирсубай подъехал вплотную и сказал, понизив голос:

— Прекрасная Саин-хатун сердится, что ты, мой хан, оставил её одну этой ночью. Ты прав, я солгал. Она не хочет и слышать о тебе.

— Хороший друг знает о настроениях жён лучше мужа, — бесстрастно заметил Алей, но весёлый багатур только покатился со смеху.

Ринчин хладнокровно сказал:

— Войско уходит, мой хан. Теперь идти будем быстро. Великий хан велел стягивать отряды. Большая часть обоза останется позади. Твой отец разгневается, если ты пропадёшь в такую пору.

Алей промолчал. «Наш великий отец сам имеет привычку пропадать не вовремя», — рассеянно подумал он. Поддавшись веянию покоя, он смотрел вдаль, в тонкую полосу голубой дымки, где небо смыкалось со степью. Последние кибитки скрылись, и впору было решить, что нет там за нею никакого войска, и не было никогда…

— Где мой брат? — спросил Алей. — Как он?

— Как приказал великий, едет со своими наставниками, слушает об устроении земель и о походах Повелителя Сильных.

Алей застыл в седле. «Грустен он или весел? — мелькнули мысли, принадлежавшие скорей Улаану-тайджи, чем Алею Обережу. — Доволен или терпит ущерб? Никто не скажет, потому что никто, кроме меня, не поймёт».

— Я хочу повидать его, — отрывисто сказал царевич и, не раздумывая, хлестнул коня. — Потом поедем ублаготворять Саин-хатун! — добавил он, не оборачиваясь.

Стук копыт учетверился: пригибаясь к гривам коней, кэшиктэны мчались за господином.

День вступил в свои права. Облака ушли. Голубой котёл неба пылал в вышине, раскалившись на очаге солнца. На землю опустился тяжёлый зной, голову пекло. Огромная армия растянулась на часы и часы пути. Алей подгонял коня, быстрыми взглядами окидывая дикую и жуткую для него картину, которая, тем не менее, была знакома ему до последней бляшки на конской сбруе. Тумен Хутуги… тумен Галдана… тумен Бухи-сэчэна… чёрные халаты ханской гвардии… Разум отказывался выполнять непосильную задачу. Сознание то и дело норовило отступить в сторону, скрыться за незримой преградой отрицания. Алей сознавал: стоит поставить перед собой воображаемый экран монитора, позволить себе считать, что это всего лишь кино, и станет намного проще мириться с происходящим. Но лайфхакерская интуиция бодрствовала. Она напоминала, что простое и лёгкое решение — неверное. Если Алей мысленно отстранится от реальности, то память Улаана закроется для него, он перестанет понимать язык, забудет имена и звания воинов, норовы нойонов и ханов. Останется только притвориться безумцем, что крайне осложнит его задачу.

Иней ждёт. Маленький брат звал на помощь. Алей уже рядом.

О том, что покинуть параллель без интернета и без помощи проксидемона они не сумеют, Алей предпочитал пока не думать. «По крайней мере, это не постъядерный мир, — сказал он себе и попытался порадоваться меньшему из зол. — Лишних рентген не словишь». Трезвый рассудок немедля напомнил, что можно словить стрелу в бок, и Алей скосоротился.

Поглощённый размышлениями, он едва не промчался мимо китайских возков. Телохранители свернули раньше. Ему осталось только последовать за ними.

Тёмная повозка пованивала. Изнутри подслеповато выглядывали испуганные старики в жёлтых халатах, с жидкими длинными бородами. Посмотрев на них с лёгким презрением, Улаан-тайджи подумал о том, насколько радостней вольно скакать по степи верхом. Монгол встречает свою смерть на коне, полный достоинства. Эти же люди, сморщенные, как печёные яблоки, пытаются бесконечно продлевать жизнь травами и нелепыми взмахами рук и ног.

«Тайцзицюань», — прокомментировал эту мысль Алей и внезапно озадачился: он совершенно не помнил, когда возникло китайское ушу, в тринадцатом веке или позже? Какой, собственно, сейчас век? Если тысяча триста восьмидесятый год, то он золотоордынский царевич, и столица Орды в Сарае на Волге… Алей торопливо зарылся в память Улаана.

Не было никакого Сарая. Только Хар Хорум — Каракорум.

От шока Алей выругался по-русски. Благо, мудрым Лю и Чжану было совершенно не до различения языков: они часто кланялись, будто китайские болванчики. «Китайские болванчики и есть», — подумал Улаан и хмуро спросил по-китайски:

— Где мой брат?

— Благородный Цан-тайджи по распоряжению своего великого отца находится при юртаджи, — ответил Лю. — Он учится тому, как правильно перемещать большие армии.

— Вот как? Наш отец решил, что он уже достаточно вызубрил китайских наук?

Лю согнулся так, что казалось, ещё немного, и уткнётся лбом в дно повозки.

— Великий хан Гэрэл бесконечно прозорлив!

Алей раздражённо выдохнул. При юртаджи — значит, в штабе, среди главных военачальников. Впитывает воинскую премудрость. Конечно, молчаливый Иней никому там не помешает. Но Улаану ехать в штаб было не с руки. Там люди отца следят друг за другом, выгрызая малейшее несогласие, там подозрения достаточно, чтобы сломать хребет, там душно… Алей не знал, кому принадлежит полыхнувшая в нём жажда свободы, но она пришлась ему по душе.

Он подумал немного и спросил у Лю:

— Ты составляешь записки о походе?

— Как и о всех походах великого хана! — китаец поклонился.

— Прочитай последнюю запись, — приказал Алей.

Спеша исполнить веление, мудрец склонился над маленьким резным сундуком, извлёк на свет исписанные листы, начал читать. Услышав «в девятнадцатый год, год Водяной Лошади, со знаком Ян», Алей отвернулся и прикусил губу. Да, он уже понял, что эта параллель сильно отличается от его родного мира; да, знание точного года ничем бы ему не помогло. Но хотелось хоть какой-то определённости… В четырнадцатом веке Орда уже приняла ислам; откуда в памяти Улаана-тайджи духи и демоны исконной Монголии, не менее реальные, чем ночная тьма?

— Едем, — велел Алей, мигом забыв об усердном Лю. — Я хочу видеть брата.

Рыскали долго: Цан-тайджи искусно прятался. Помогли острые глаза стрелка, Шоно-мэргэна. Он издалека заметил в высоких травах вороного коня, на котором сидел бритый наголо мальчик. Спелые, подсушенные солнцем метёлки злаков золотились вокруг него, как дорогой убор. Застыв в неподвижности, маленький всадник наблюдал, как проходят мимо тумены конницы. Алей облегчённо выдохнул.

— Ждите здесь, — сказал он, и кэшиктэны послушно отстали.

Алей хлестнул коня. Сердце его часто билось. Он так долго искал брата, через столько прошёл и столько узнал, и вот… Как странно — найти его здесь, в неведомом времени и пространстве. Но что с того? Алей отправился бы за братом даже туда, где никакого времени и пространства нет. Инея некому больше защитить — и не нужно других причин.