Флетчер Прэтт - Колодец Единорога

— Я знаю, что вы, сударь, не пожелаете слушать меня, — проговорил Мелибоэ, — но всем остальным да будет известно, что раздоры заложены в самой природе существ, с которыми имеем дело мы, маги. И если мы иногда подогреваем их ссоры, в том нет никакого греха, тем более, что держава, против которой мы нынче боремся, основана на колдовстве. Не забудем также, что именно колдовство сгубило Бордвина Дикого Клыка, великого воина и волшебника…

Эйрару поневоле вспомнился день, когда Мелибоэ оставил Бриеллу именно потому, что там запретили заниматься той самой философской наукой, которую он с таким жаром теперь поносил. Однако юноша промолчал, а рыцарь простер длинную изящную руку:

— Я знаю, господин Мелибоэ, вам нет равного в споре, вы кому угодно докажете, что черное — это белое. И тем не менее, законы Колодца возбраняют использование вашего искусства, кроме как в целях защиты, а ведь вы сами первый нипочем не удовольствуетесь таким ограничением. Между тем правящий Дом есть залог благополучия всех стран Империи, а залог благополучия Дома — Колодец!

— Колодец! — воскликнул Эйрар, не удержавшись, ибо тот памятный рассказ Аргиры сильно поколебал его уверенность в такой уж благодати чуда Вселенной. Вероятно, сомнение явственно прозвучало в его голосе — рыцарь Ладомир повернулся к нему с проворством спущенной катапульты:

— Вы, юноша, насколько я слышал, сделались выдающимся воином и хитроумным полководцем; должно быть, вы и вправду счастливчик, поскольку во время прошлой нашей встречи вы были всего лишь вестником… посланцем изменника-мага, присутствующего здесь. Но заверяю вас со всей определенностью: без должного почтения к Колодцу ваша счастливая звезда погаснет подобно слабой свече, ибо Колодец есть то, на чем зиждется весь этот мир. Даже дикие звери почитают его: вот послушайте.

Вы видите, юноша — моя голова почти совсем седа, но пока ее вовсе не засыплет снегом, а снег не растает — я не позабуду того дня, когда я сопровождал к Колодцу ныне царствующего нашего Императора, его величество Аурариса. Он собирался испить свадебный кубок с дочерью рыцаря Бреммери… и тем самым омыть все грехи прошлого с себя и с нее. Он был уже немолод и притомился дорогой, и мы разбили лагерь в буковой роще. Тогда как раз стояла весна; и вот из чащи вышла свирепая волчица и зарычала на нас. Приметная это была волчица, с обгрызенным хвостом и порванным ухом, а за нею бежали двое волчат. Государь наш поднял было копье, но его невеста сказала:

«Возлюбленный и повелитель, с которым я скоро разделю ложе в согласии и любви! Позволь одной женщине вступиться за другую. Пощади ее ради меня!»

И его величество уступил ей. Владыка золотого трона Стассии оставил жизнь дикой волчице. И когда мы продолжили путь, она побежала следом, не знаю уж, то ли из любопытства, то ли из любви к нашему государю, и с нею оба волчонка. И поскольку все знали, что ее пощадил сам император, иные из свиты оставляли ей то косточку, то кусочек мяса. Достигнув колодца, мы все остались у врат, лишь царственные жених и невеста проследовали вовнутрь. А волчица вскарабкалась по каменистым склонам с другой стороны, словно бы не желая оставлять императорскую чету. Когда же его величество вновь появился перед нами об руку с невестой — ах, каким счастьем и миром сияли у обоих глаза! — они рассказали нам о явленном им чуде. Как только они вместе пригубили чашу, у кромки Колодца появилась волчица и принялась лакать из источника, а потом села перед венценосными влюбленными, подняла морду и провыла, точно приветствуя их.

Господа мои! Охотники не раз потом замечали эту волчицу в окрестностях Колодца. Ее легко узнавали по обгрызенному хвосту, рваному уху и двойняшкам-волчатам. И вот что произошло той же весной, через месяц или около того. На глазах у охотников волчица загнала оленя: в конце концов он запутался рогами в чаще и не мог больше бежать. Но когда она готова была разорвать ему горло, олень вдруг повернул к ней голову — и вот, господа, дикая волчица, голодная, с подведенным брюхом, и ведь при ней были волчата! — волчица издала все тот же вой, словно вспомнив о Мире Колодца — и убежала, кротко уступив оленя охотникам…

Но вы, юноша!.. В вашей власти обратить против валькингов чудотворную силу, способную умиротворить даже диких зверей — а вы вместо этого пользуетесь услугами заурядного колдуна с его ничтожными зельями…

— Государь рыцарь!.. — начал было Эйрар, еще толком не зная, что скажет, и притом видя краем глаза, как насмешливо кривятся губы Мелибоэ, скрытые взлохмаченной бородой… Но ничего сказать ему так и не пришлось, ибо владетель Ос Эригу грохнул кулаком по столу и поднялся:

— Во имя всего святого — вы точно прячетесь от новостей здесь, в Скогаланге! Преклоняюсь перед вашими высокими принципами, господин советник… но не перед вашей осведомленностью. Вы что, в самом деле не знаете, что мы взялись воевать именно с правящим Домом, прогнившим насквозь — ну то есть до такой степени, чтобы продавать дочерей на ложе Бриеллы, а наследника — мальчика, девочку — не разберешь — заставлять шпионить на Валька?

Господин Ладомир отшатнулся так, словно ему дали пощечину:

— Государь Микалегон, здесь я ваш гость, и, стало быть, по правилам рыцарской чести не имею возможности вызвать вас на поединок. Но когда вы сойдете на берег — я отнюдь не могу поручиться, что не произнесу в ваш адрес каких-нибудь слов, которые возможно будет смыть только кровью. А именно: что вы лжете.

Эйрар наклонился к уху Долговязого Эрба:

— Пожалуйста, передай мое почтение принцессе Аргире. Не могла бы она выйти сюда к нам ненадолго? Скажи ей, что здесь господин Ладомир Ладомирсон.

Некоторое время в каюте царило молчание, только старый рыцарь вздрагивал, точно в ознобе, дергая меховую опушку плаща. Но вот послышались легкие шаги, и появилась принцесса. Господин Ладомир тотчас преклонил колено.

— Поднимитесь, — сказала она. — И сядьте, прошу вас. Как я рада видеть вас, верный папин советник! У вас все хорошо?

Он отвечал:

— Я вновь лицезрею вас — и, значит, все хорошо. Но я только что слышал нечто, касающееся Стассии… такое, во что невозможно поверить!

Она улыбнулась.

— И тем не менее, вполне вероятно, что это была сущая правда. Уж не о том ли вам поведали, что сестрица моя помолвлена с Вальком, а я досталась бы Стенофону Пермандосскому — если бы не государь Микалегон и не меч предводителя Эйрара?

У рыцаря перехватило дыхание:

— Ваше высочество, умоляю, не сочтите допросом… Вы же знаете, я член Совета, а стало быть, имею прямое касательство… Кому могла прийти мысль заключить подобные браки?