Анна Мичи - Шагни в Огонь. Искры (СИ)

И ветер вдруг подхватил его, заставил упасть, растеряться, где низ, где верх. А потом взмахнуть руками и лететь.

Вокруг было шумно. И холодно.

Тенки открыл глаза, поморщился: тут ещё и воняло. Вернее всего, человеческой мочой, хотя к этому аромату примешивался запах гнилой селёдки, тухлых яиц и почему-то дешёвых женских духов.

Адепт огляделся. Он находился в узком пространстве, заставленном огромными контейнерами. Помойный угол – теперь ясен источник вони. Нинъе поднялся, сел, приваливаясь к стене – та жгла холодом, но без опоры смертельно кружилась голова. Судя по фонарям, оранжевый свет которых виднелся из Тенкиного тупика, сейчас ночь. А судя по воплям и музыке, разносящейся вокруг – он или в квартале развлечений, или...

Фестивали Инея?!

Да нет... Рано ещё. Ещё ведь только ноябрь.

Только Тенки никак не мог сообразить, какое число. И как сюда попал, сообразить не мог тоже.

С трудом собирая разъезжающиеся ноги, нинъе встал. Попробовал сделать пару шагов, не отнимая руки от стены. К выходу, к музыке.

Перед ним открылась широкая улица. Сновали люди. На грязного парня, неуклюже застывшего в тёмном проулке, никто не обращал внимания.

На миг Тенки засомневался, стоит ли выходить. Хотелось вернуться к помойке, забиться в угол, заснуть, устроившись на мешках с мусором. Однако изнутри нинъе грызло невнятное беспокойство, гнало куда-то идти, что-то делать.

Медленно, с сожалением оставляя спасительную темноту, адепт выбрался из проулка. Побрёл по улице, не совсем понимая, куда идёт.

Надо было довести заклинание до конца. Вот что было важно.

Его прервали, и он не успел закончить опыт. Чего-то не хватало. Какого-то компонента. Этот компонент надо достать. Завершить трансформацию.

Но Тенки забыл, что это было такое.

Кто-то тряс его за плечо и что-то говорил. Возбуждённым, высоким голосом – неприятно.

Чтобы прогнать неизвестного, Тенки оскалил зубы. Зарычал, не открывая глаз.

Чужая рука исчезла. Но голоса не исчезали, мало того, увеличились и переплетались друг с другом. Состояние это вызывало в памяти что-то давно позабытое, что-то из детства. Голоса над его головой. Обсуждают его судьбу.

Через силу Тенки поднял веки. Сначала мутными, неясными красками, потом постепенно прибавляя яркости и чёткости, вырисовались лица. Женщина элхе. Мужчина. Женщина смотрела одновременно брезгливо и жалеюще. У неё были блестящие розовые губы.

– ...оставь, пойдём... – говорил кто-то.

Женщина глядела на нинъе.

– Извини, – сказал ей Тенки. Неизвестно отчего улыбнулся. То есть, хотел улыбнуться, но получилось плохо – она испугалась, отшатнулась к мужчине.

– ...бродяга, бездомный... опасен... – нудил чужой голос.

– Уходи, – согласился Тенки. Снова закрыл глаза, откидываясь назад, растворяясь в блаженстве несуществования. На самом краю ласковой тьмы задержался. Слух уловил слова. «Тебе надо попить. Выпить воды».

В губы ткнулось что-то металлически твёрдое. По подбородку, шее полилась прохладная жидкость. Тенки снова открыл глаза – кто-то держал у его рта фляжку. Вода.

Адепт жадно присосался к горлышку. Не подозревал, что так хотел пить.

Вода смачивала пересохшие губы, приятно лилась по горлу. Тенки всё глотал, глотал, не мог остановиться, пока не выхлебал всю фляжку.

– Потерпи, – произнёс женский голос. – Сейчас мы сходим ещё за водой. Ты сходишь, Ольви?

– Ты хочешь, чтобы я оставил тебя одну с этим? – голос мужской, враждебный.

– Пожалуйста, – женский, настойчивый.

Женщина была совсем рядом, присев на корточки, держала фляжку. Но смотрела вверх, на кого-то, Тенки невидимого. Другим человеком нинъе не заинтересовался, уставился на женское лицо.

Она сидела так близко, что Тенки чувствовал её запах. Её – не тот фальшивый, от шампуней и духов, а настоящий – запах её тела.

Наверху что-то качнулось, по земле двинулись тени. Женщина вздохнула, взглянула на подростка.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила обеспокоенно.

Тенки хорошо себя чувствовал. Почти прекрасно – вот только была бы она ещё ближе. Непреодолимой силой повело коснуться её лица, открытой шеи с намотанными в несколько рядов ожерельями. Адепт крепко сжал зубы, умеряя неуместное желание.

– Ты откуда? Где ты живёшь? – она всё спрашивала, чудачка.

Во рту появилось странное сухое жжение. Языку сделалось неуютно в тесном пространстве за зубами, Тенки приоткрыл губы, хватая воздух.

Стало только хуже: закружился мир вокруг, желудок скрутился, будто его выжимали, как старую половую тряпку.

– Ты в порядке? – снова спросила она, наклонилась к нему, всмотрелась в лицо.

Она была живая. Живая, настоящая, от неё веяло теплом.

– Ну чего же ты молчишь? – произнесла женщина почти с отчаянием. – Что нам с тобой делать? Ты понимаешь меня?

Тенки хотел ей ответить, что отлично понимает. Не стоит принимать его за провинциала-неуча. Он отлично говорит по-элхески.

Пусть только придвинется ещё поближе. Ещё чуть-чуть.

Нинъе смертельно хотелось её поцеловать. Прямо в губы, а потом впиться зубами, схватить за горло, убивая крик. Навалиться, прижать к земле и вцепиться в шею, такую нежную, такую тёплую, светлую.

– Да где же Ольви? – она с досадой отвела глаза, посмотрела куда-то вверх.

Перебирая руками по земле, Тенки по стенке отъехал от женщины. Отодвинулся в сторону, стараясь, чтобы меж ними образовалось порядочное расстояние.

Потом встал, по-прежнему помогая себе руками, опираясь на стену. Женщина-элхе осталась сидеть на земле, смотрела удивлённо снизу вверх.

Тенки усмехнулся. Хорошая. Красивая.

Только нельзя.

Эту – нельзя.

– Ты куда? – спросила она растерянно.

Отвечать адепт не стал. Отцепился от стены – шатнуло; двинулся от женщины, попятился, затем повернулся и быстро, как только мог, зашагал прочь. Надо было уйти от неё подальше. Как можно дальше.

Женщина его не останавливала.

Хорошая. Умная.

Тенки шёл по улице, вокруг прыгали, кричали, пели гимны разодетые маски. Гремела музыка, мимо пробегали люди, смеялись, что-то вопили. С неба падали золотые пряди ленточных фейерверков, пылали огни праздника. Адепта толкали, хватали за руки, несколько раз пытались втянуть в прыгающий круг – танцевали. Но хватающие заглядывали в лицо, и руки исчезали. Празднующие отшатывались.

Здесь было слишком много людей. До невыносимости.

Нинъе скалил зубы, чтобы мешать им приближаться. Выставлял клыки на обозрение, отгоняя, отпугивая редких смельчаков из шумной толпы.