Анна Мичи - Шагни в Огонь. Искры (СИ)

Силуэт исчез, но горящий белый прямоугольник остался.

Тенки сжал зубы, удерживая очередной стон, попытался уйти, заползти в угол, спасаясь от ставшего невидимым врага. Выставил перед собой руки, из пальцев медленно вылезли когти. Ощерился, выпуская длинные клыки, угрожающе зарычал.

«Не подходи ко мне, не подходи».

Неизвестно, откуда он нападёт. Прижаться бы к стене, защитить спину.

И снова воздух сошёлся вокруг, ударяя тупой оглушающей болью, туманя зрение. В сознание ворвалась тьма.

Пить.

Воды, пожа...

Пожалуйста... Дайте воды. Кто-нибудь.

Вокруг по-прежнему была тьма.

Тьму прорезали обжигающие колонны белого света, балки, идущие наискось.

Пылали голубовато-ледяным странные пятна на краю поля зрения. Линии смыкались в одной точке. Три грани. Угол?

Тенки перевернулся на живот, поднял голову. Колонны света мазнули синим, превратились в служебное освещение.

В глазах двоилось. Не сглотнуть – нет слюны.

Пить.

Бутыль с водой обозначилась в сознании единственным источником жизни. Бутыль с водой, такая пузатая, прозрачная, прекрасная, стояла у стены.

Скорее.

Воды.

Тенки опёрся на руки, прополз с полшага и тут же упал. Руки не держали, отзываясь мелкой дрожью. Как же вода?

Ещё немного. Надо обязательно. Обязательно. Добраться до воды.

Ещё немного. Как-нибудь. Как угодно.

Светлые контуры бутыли плыли в глазах. Звали нежным журчанием, звенели в ушах речным плеском. Ещё чуть-чуть. Ну же.

Почему... Зачем... Так сильно... завинчена крышка?

Руки не слушаются. Не ощутить пальцев, не пошевелить. Ну почему же? Так близко...

Наконец-то... подалась.

Пить!

Тенки пришёл в сознание из-за отсутствия боли. Именно из-за отсутствия – когда боль частыми толчками перекатывалась по телу, адепт не замечал другого: ни жёсткого пола, ни неудобного положения, ни холода.

Когда же боль ушла, оставив его дышать, распростёршись на ледяном полу, дышать глубоко и спокойно, тогда проснулись все прочие чувства. Ожил озноб, набросившись на нинъе с голодной жадностью; пол обжигал холодом; тело, придавленное к нему тяжестью усталости, жаловалось на неудобства.

Кряхтя и напоминая себе дряхлого старца, Тенки добрался до матраца, с радостным удовлетворением зарылся в мягкие складки верхней подстилки.

И, кажется, снова заснул.

Во всяком случае, когда уже и матрац начал ощущаться твёрдым и перестал спасать от холода, Тенки понял, что с начала эксперимента прошло немало времени.

И понял, что останется жить. Что кризисная точка, перелом этой ночи – пройдена.

Позже, то ли через несколько часов, то ли минут, то ли дней – течение времени нинъе не воспринимал – был ещё один приступ. Тоже боль, бившая тело; не отпускающая трясучка-дрожь, яростная жажда и резкая, свирепая ломота в суставах и особенно тонких пальцевых косточках.

Потом опять недолгое забытьё – тёмное, покойное море, качающее его на тихих волнах.

И новый приступ, опять скручивающая, до безумия надоевшая боль – когда же всё закончится?

Короткий отдых. Снова тяжёлая, надрывная, выматывающая боль. Каждый раз тварь находила иные участки, чтобы вцепиться, атаковала глаза, челюсти, уши, огоньками танцевала по всей коже, заламывала пальцы, зудила комариным писком, поселяясь в локтях и коленях. Крутила пустой желудок, вызывая тошноту, заставляла захлёбываться собственной слюной, давила на грудь, мешая вздохнуть.

И уходила, оставляя нинъе лежать в полубеспамятстве.

Посещали и галлюцинации. Чаще всего чудилось, что дверь открыта и кто-то, застывший на пороге, следит за ним беспощадным взглядом, выжидая момента напасть. Отец больше не приходил; вообще никто из нинъеских знакомых не появлялся, кроме...

Кроме светловолосой девушки.

Элья садилась рядом с ним и молча гладила по голове. Прикосновения её ладони приносили успокоение.

Один раз пригрезился Ацу.

Сокурсник жёстко щурил глаза, смотрел на ничком лежащего нинъе с презрением и какой-то невыносимо высокомерной жалостью.

«Доигрался? – говорил его взгляд. – Теперь пожинай плоды своего неблагоразумия».

Тенки сухо усмехнулся в ответ, пытаясь сохранить последние бастионы внутреннего достоинства. Старательно удерживал на лице этот призрак кривой усмешки, пока фигура Ацу не растаяла в тусклом синеватом свете.

Когда благословенные мгновения покоя стали всё чаще и дольше перемежать отступающие минуты мучительных ощущений, Тенки понял, что ещё чуть-чуть – и он вернётся в нормальную жизнь.

Добраться до бутыли с водой уже не составляло такой трудности, – и нинъе пришёл в себя настолько, чтобы понять: голодание не слишком его спасло.

Штаны придётся выбросить, а матрац... хорошенько отмыть.

Похоже, организм протестовал всеми доступными ему способами и выбрасывал всё, по его мнению, лишнее через любые подходящие отверстия. А последняя порция воды, которой адепт продолжал так беззаботно накачиваться, тем временем скопилась в мочевом пузыре, угрожая прорваться наружу силой, если не выпустят добром.

Едва передвигаясь на непослушных ногах, по стеночке, Тенки добрался до двери. И отпустил крепкое словцо, вспомнив, что ключ под «матани» остался рядом с изголовьем.

Вернулся, удивляясь сумасшедшему биению сердца и прерывистому дыханию – сделал-то всего пять шагов туда да пять обратно. Хотел подобрать ключ и свалился: пол властно потянул к себе, уложил лицом в матрац. Так Тенки и лежал, ощущая под ладонью холодноватую сферу «матани», ждал, когда успокоится дыхание, утихнет бешеное сердцебиение.

Мочевой пузырь чуть ли не пульсировал. Не хватало ещё раз обоссаться.

Немного придя в себя, Тенки привалился к стене, глянул на «матани». Хватит ли сейчас у него сил снять заклинание? Будь нинъе в обычном состоянии, убрать «матани» он сумел бы щелчком пальцев.

А так...

Простое сосредоточение вызвало волны тошноты, мгновенно распространившиеся по всему телу. Показалось, даже пальцы ног согнулись в рвотном позыве. Превозмогая эти позывы, Тенки посылал энергию в ладонь, почти касаясь сферы. Хоть чуть-чуть. Хоть самую капельку. Самую малость, только чтобы разомкнуть «матани».

Энергию пришлось буквально собирать по крупицам – неудивительно, что его так шатает. Похоже, сейчас его смог бы одолеть и пьяный хомяк. Одним пинком.

Нехотя послушавшись магического прикосновения, сфера лопнула. Пальцы Тенки сомкнулись на ключе; на губах сама собой появилась усталая, полудохлая, но тем не менее победная улыбка.