Софья Ролдугина - Тонкий мир
Две другие стены отдаленно напоминали дубовую кору — темные, бугристые. В очаге с мерцающими углями я могла бы поместиться целиком, всего лишь слегка наклонив голову.
Пол был застелен черно-зеленым покрытием, похожим на мох или на очень густую шерсть. Он слегка пульсировал теплом, словно живое существо. Мне мерещилось, что вот-вот послышится мурлыканье… Наверное, для мага уровня Леарги нарастить настоящую шкурку вместо паркета — плевое дело. Но на меня, наивную равейну, это произвело такое впечатление… Закачаешься. Пушистые кресла-»мешки» ассоциировались почему-то с теми, что совсем недавно появились и в человеческих городах. Из-за коричневого цвета обивки сиденья смахивали на пеньки.
В одном из таких «пеньков» и устроился Леарги — уютно до безобразия. Винно-красные волосы свободно лежали на плечах и груди, укутывая правителя, как атласное покрывало. В мягко мерцающем неофициальном костюме я опознала савальский шелк — только не черный, как мои доспехи, а золотисто-коричневый. Справа в воздухе парил светильник, слева — бокал с чем-то волшебно красивым на вид и наверняка сильно алкогольным. Одну ногу правитель подогнул под себя, второй — небрежно покачивал, скользя подошвой по зеленой «шкуре» на полу. У меня мурашки по спине пробежали, стоило представить, как ворс щекочет узкую ступню. В руках у Леарги была раскрытая книга, и он глядел на нас поверх страниц немного рассеянно.
Бездна, как мы не вовремя! Владыка Ллиамат, наверное, собирался отдохнуть после тяжелого дня — у правителей все дни не из легких — услышал Дэйра и подумал, что тот хочет помириться… Вот и пригласил к себе сына — так сказать, поболтать по-домашнему.
А Дэриэлл притащил нас.
— Полагаю, вас привели неотложные дела? — прервал затянувшуюся паузу Повелитель, захлопывая книгу. Фолиант рассыпался искрами — мгновенная телепортация. Я на секунду прониклась завистью к умениям Леарги.
«Посмотрим, что ты скажешь, когда доживешь до его лет», — хмыкнул Максимилиан и непринужденно шагнул вперед — вместе со мной, зараза! — перехватывая инициативу в беседе у замешкавшегося Дэриэлла.
— Если эти дела отложить, то разложение Пределов зайдет уж слишком далеко, — пошутил князь, ободряюще сжимая мое плечо. — Кстати, о моральном разложении. Скажите, Леарги… а если ответственным за покушение на Дэриэлла окажется близкий вам человек, вы все равно покараете его по всей строгости закона?
— Разумеется.
— Даже кого-то очень-очень близкого?
Темно-зеленые глаза правителя нехорошо сузились.
— На что вы намекаете, князь Максимилиан? — судя по тому, как Леарги произнес имя, он еще не забыл спора в лаборатории. И уж точно не простил.
Но Ксиль только нетерпеливо поморщился:
— Я не намекаю, я говорю открытым текстом — у нас есть основания подозревать вашу дочь и наследницу. Меренэ.
— Она не могла и подумать о том, чтобы замахнуться на дар целителя, — отрезал Леарги.
— А ее возлюбленный? — вмешался Дэриэлл. — Рэй или как его там? Он-то мог? Вы помните, что говорила Найнэ перед смертью? — Леарги дернулся. — «Он велел передать — с днем рождения, змейка». Как ты думаешь, отец, что это за таинственный «он»?
— Дэриэлл, молчи! Не возводи на сестру напраслину! — Леарги вскочил с кресла, шагнул к сыну… и вдруг словно на стену наткнулся. Отступил назад, проводя рукой по лицу — как будто паутину сбрасывал. Развернулся, подхватил бокал, осушил в один глоток. — Молчи. Молчи. Как будто я не вижу! Как будто я сам об этом не думаю!
И с размаху даже не опустился — упал в кресло.
«Боги, — подумалось мне. — Как же замучила правителя Меренэ, если он — мудрый, древний и сильный — позволяет себе срываться при посторонних?»
«Это не усталость. Это темперамент Ллиамат, — только и хмыкнул про себя Ксиль. — Да и Леарги — не из тех правителей, которым нужно поддерживать свой авторитет безупречным самоконтролем. На Леарги в Пределах смотрят, как на живого бога. Все, что он делает — верно по определению».
И, словно подслушав мысли Максимилиана, правитель успокоился. За одно мгновение — так прекращается, словно по щелчку выключателя, тропический ливень.
— Я знаю, что избранник моей дочери не принадлежит к аллийскому народу, — негромко произнес Леарги. О мгновенной вспышке эмоций напоминал только опустевший бокал, медленно вращающийся в воздухе. Глаза Повелителя казались почти черными — темные провалы с угольными точками-зрачками. — Скорее всего, он шакаи-ар. Меренэ уже давно питает теплые чувства к вашему народу, пусть и выказывает противоположные. Вы, Максимилиан, тоже пришлись ей по вкусу, — внезапно улыбнулся он. — Верно, не зря вас называют князем Илори-нир, Воистину Чарующим. Даже я склонен согласиться с этим титулом.
— Спасибо за комплимент, конечно, но вообще-то у наших девочек и мальчиков успехом пользуются совсем другие типы внешности. Более… взрослые, — улыбнулся Ксиль краешками губ.
На белой шелково-нежной коже проступил легкий румянец. Скромно опустились ресницы, скрывая хитрющий блеск синих глаз. Сразу вспомнила я давние слова князя: «Нет, Найта, у меня нет девушки… Но многие девушки почему-то думают, что у них есть я».
Лицо опалило жаром. Вот ведь… любитель пококетничать! И, бездна, с кем — даже с Леарги!
— Я вроде больше по жестоким убийствам и разным безрассудствам, — продолжил между тем Ксиль, и улыбка его стала мечтательной. — А вот настоящие красавчики — это Ле ру, Димитрас, Акери и Грей. Мне до них, как до неба… — добавил он немного завистливо. А я вдруг поймала взгляд Дэйра, направленный на Ксиля — почти такой же возмущенно-восхищенный, как и мой. — Но вернемся к интрижкам Меренэ. Скажите мне честно, Леарги, — голос Максимилиана стал глубоким, вкрадчивым, пробирающим до мурашек. Даже мне, на которую князь не собирался давить, захотелось выложить все, как на духу. — Вы хоть раз видели этого Рэя?
— Нет, — скованно ответил Леарги. Я машинально соскользнула на другой уровень зрения — и чуть не задохнулась от сладкого ужаса. Ксиль будто источал ядовитое сияние. Оно разливалось, словно густая патока, хищно окутывая правителя тяжелым пологом. Волшебство Леарги — острые вспышки-ножи — вспарывало эту удушающую пелену… но порезы быстро затягивались. Как кисель резать. — Князь, прекратите давить на меня. Это может расцениваться, как покушение на свободу воли правителя. Не слишком хороший довод в пользу заключения тройственного союза между равейнами, шакаи-ар и аллийцами.
Максимилиан улыбнулся — легко, непринужденно. Как будто понятие «угрызения совести» в его лексиконе отсутствовало напрочь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});