Тимур Литовченко - Власть молнии

Читрадрива вошёл в комнату умытый, чисто выбритый, бодрый и весёлый, однако говорил по-прежнему в нос.

— Собирайся, хватит разлёживаться, в самом деле. Поехали знакомиться с Данилой Романовичем.

Несколько пригоршней ледяной воды прогнали сон. После скорого лёгкого завтрака («Ничего, насколько я понимаю, князь вас накормит получше моего», — заверил Михайло) пошли запрягать коней. А когда выезжали со двора, на крыльцо вышла наряженная и нарумяненная Милка.

— Ты чего это? — спросил младший сын сотника Вышата, с явным неудовольствием разглядывая её украшения. Он был всего на два года старше сестры и, ещё не успев жениться и обзавестись собственным хозяйством, жил в доме отца. — Наручи нацепила, колты… С каких это пор ты стала провожать нас, когда мы из города не уезжаем?

Михайло же ограничился кратким приказанием, отданным ледяным тоном:

— Марш в дом!

Милка покраснела так, что искусственный румянец на щеках перестал быть заметен, и, не сказав ни слова, убежала.

До княжеской резиденции добрались быстро. Здесь царило бойкое оживление, особенно бросавшееся в глаза после поездки по безлюдным утренним улицам.

— Веселей сегодня, чем в прошлый раз, не так ли? — ни к кому в отдельности не обращаясь, спросил Михайло. — То-то же!

Просто одетый, даже без княжеского венца, Данила Романович смотрелся куда более внушительно, чем его предшественник при полном параде. Он был высокий, коренастого телосложения, светловолосый, с густой бородой и обветренным лицом, отчего казался старше своих лет, хотя на самом деле был ровесником Читрадривы. Князь принимал чужестранцев не в гриднице, а в небольшой комнатке с глухими стенами без окон, расположенной в тыльной части обширного дома, который ещё недавно занимал Ростислав Мстиславович. Соответственно и народу было поменьше: справа от Данилы Романовича стоял, заложив руки за спину, хмурый Остромир, а слева, но не рядом, а напротив князя — митрополит Иосиф, на лице которого застыло кислое выражение.

«Обрати внимание, — подумал Читрадрива. — Здесь находится наименьшее число людей, причастных к нашей истории».

«Даже Ипатия, который перевязывал меня, и то нет, — согласился Карсидар. — И заметь: Иосиф стоит, а не сидит…»

«Верно. Видимо, князь не очень поладил с ним».

«Гм-м. Нетрудно догадаться, из-за кого».

«Что верно, то верно, — подумал Читрадрива. — А поскольку это главный жрец государства, решено обойтись без лишних свидетелей».

Первым молчание нарушил митрополит.

— Се! Колдуны поганыя! Бесы лукавыя! — страшным голосом заговорил он. — Глаголю, княже: грядёт отныне для Руси скорбь великая…

Однако Данила Романович без всяких церемоний оборвал его:

— Помолчи, отче.

— Чую, княже! Чую: злое помыслил!.. — не сдавался Иосиф, но и князь стоял на своём:

— Молчи, я сказал. Не мешай думать.

— Паки…

— Ну?! — Данила Романович не выдержал, изо всех сил хлопнул правой ладонью по подлокотнику стула и вскочил. Его светло-карие глаза, казалось, метали гневные молнии.

Остромир испуганно отшатнулся. А митрополит, наконец, уступил, но всем своим видом показывал, что остаётся при прежнем мнении.

— Так. — Князь опустился на стул, поправил одежду. — А теперь сказывайте, чужеземцы, откуда вы. Только чур, не лгать.

— Да мы устали уже говорить… — начал было Карсидар, но Данила Романович сказал, как отрезал:

— Мне сказывайте.

Читрадрива взял инициативу на себя и выложил честно и откровенно ту часть сведений об их странном мероприятии, которая могла быть доступна восприятию русичей: как два наёмника отправились по своим делам в путь на юг, как с ними увязался он, Читрадрива, как прошли они владения многих знатных особ, как на границе владений последнего князя на них напали вооружённые люди, тяжело ранили старика, которого пришлось оставить на крошечном хуторке, как два других участника похода заблудились в горах, были подхвачены внезапно поднявшимся ветром и перенесены невесть в какие земли. Разумеется, ни слова про Ральярг-Риндарию сказано не было.

— Значит, был ещё третий? — уточнил князь, слушавший гостя чрезвычайно внимательно. — Его, часом, не татарва уходила?

— Это было ещё до сильного ветра, — возразил Читрадрива.

— А что у вас с татарами приключилось?

Карсидар заметил злорадное выражение, проскользнувшее на лице Иосифа. Михайло попытался что-то вставить, но князь лишь бровью повёл, и сотник промолчал.

Тогда Карсидар рассказал, на этот раз ничего не утаивая, как очнулся после перелёта по воздуху в ночной степи, как на него накинулись дикари, связали, издевались, отрезали полуха, как он обозлился на них и…

Тут митрополит не выдержал и разразился гневной обличительной речью:

— Зри, княже! У поганаго лжеца Хорсадара ухо отсечено быша, ныне же есмь! Сиречь, Хорсадар суть отродье диавола!..

Также чужестранцы были обвинены в появлении из-под земли, а не в полёте «по воздусям», в невероятно скором изучении языка и книжной грамоты, а Карсидар к тому же — в явном и неприкрытом применении колдовского огня и сведении с неба молнии, разбившей церковь святых Бориса и Глеба. Впрочем, все эти обвинения Иосиф выдвигал против них ещё перед Ростиславом Мстиславовичем, новым было только первое.

«Заметил таки старик отросшее ухо. Глазастый», — с неприязнью подумал Карсидар.

А Данила Романович слушал митрополита столь же внимательно, как перед тем гостей. Интересно, на чьей он стороне?.. Карсидар попробовал заглянуть в его мысли и с облегчением почувствовал всё возрастающее, хоть и сдерживаемое усилием воли, раздражение велеречивостью митрополита и непримиримостью его суждений.

«Зря волнуешься, — отозвался Читрадрива. — Князь отдаёт себе отчёт в том, насколько мы ценны как союзники, и какими опасными можем стать в качестве врагов».

Когда митрополит выдохся (вернее, умолк, чтобы перевести дыхание) Данила Романович заговорил:

— Хорсадар, ты живьём попалил несколько сотен татар во главе с самим Менке. Ты что, так ненавидишь их?

Мигом нахлынули воспоминания. Карсидар даже пошатнулся от их напора, и его вновь затошнило.

— Так, хорошо, — похоже, молчание гостя и изменившееся выражение его лица были красноречивее любых слов. — Из того, что мне рассказывал давеча Михайло, а также из слов твоего товарища я понял, что у себя на родине ты промышлял тем, что нанимался за деньги к родовитым людям, дабы охранять от татей их богатства при перевозке. Так ли это?

— Так, княже, — прохрипел Карсидар, ещё не вполне оправившийся от приступа ненависти.