Юлия Фирсанова - Рыжее братство. Точное попадание

— Балаганщики, — констатировал Кейр.

— Я догадалась, что не воры, с такими шумовыми эффектами на дело не отправишься, — малость кисловато откликнулась я. А что мне было шибко радоваться, когда эффектная красотка скалилась нашей компании, мне мимоходом, а в основном мужчинам, и все, даже Лакс, отвечали ей широкими улыбками зачарованных идиотов. Герг так и вовсе ухитрился заставить Белку сменить траекторию движения настолько, чтобы приблизиться к вознице поближе. Полагаю, с седла открывался замечательный вид на декольте женщины. Ничем иным туманно-мечтательный вид поэта я объяснить не могла. Между прочим, в такой одежке и мой второй с половиной бюст смотрелся бы на весь четвертый, а чего там внутри у этой актриски еще неизвестно, может, она тряпочек или поролона напихала для пущего эффекта. Но разве ж прибалдевшим от женских прелестей мужикам мозги вправишь?

Как-то само собой вышло, не знаю уж, мужчины ли малость придержали коней, или балаганщики подстегнули своих, а только поехали мы одной группой.

— Привет вам, путники! — грудное контральто было еще более красивым, чем улыбка и высокая грудь актрисульки, будь я созданием иного пола, наверное, она произвела бы на меня впечатление. Но я была девицей, а потому испытывала не восхищение, а скрытую досаду, когда балаганщица принялась завлекать кавалеров. — В Мидан?

— Угадала, красавица! — первым нашелся Лакс.

— Ну тогда непременно выберите часок, загляните в балаган дядюшки Каро! — сделала рекламу предстоящему представлению женщина, сосредоточив большую часть своего внимания на Птице и еще более увеличив интенсивность улыбки. Дядька в красном довольно закивал, попыхивая трубочкой и предоставляя коллеге полную свободу действий, а она обратилась еще и ко мне. — Приходите магева, на наши чудеса поглядите! Акробаты, жонглеры, канатоходцы, клоуны, куклы, двигающиеся сами по себе!

— Не люблю марионеток, слишком похоже на людей, — скривилась я, цедя слова, — но за приглашение спасибо.

— Но разве это не забавно? — непонимающе нахмурилась разбитная красотка, даже на мгновение прекратила артобстрел моих спутников из-под длинных ресниц.

— Напоминание о том, что вся наша жизнь и любой выбор — обман, что все дело лишь в прихоти кукловода — самое лучшее развлечение? Что ж, кому как. На вкус и цвет товарищей нет, — я передернула плечами и отвернулась.

Так же как моя подруга Галка ненавидела гусениц и бабочек, я с детства шарахалась от кукол, пародий на человека и ударялась в рев, стоило кому-либо попытаться всучить мне "прелестную игрушку". Они казались мне готовым сосудом, только и ждущим, когда нечто недоброе заполнит их, или, случалось, я была почти твердо уверена, что зло уже засело под невинной резиновой оболочкой, а стеклянные глазки наблюдают за людьми, выбирая подходящую жертву. Как-то, поглядев "Чаки", я поняла, что такие фантазии посещают не одну меня. Но о своих страхах беседовать с балаганщицей совершенно не хотелось, и к психоаналитику я б тоже ни за что не пошла. Лечить надо то, что сам считаешь болезнью, на худой конец отклонением, а я всего лишь проявляла разумную осторожность по отношению к опасным предметам. Вот у наших предков на этот счет правильная позиция была: кукла, подобие человека, — предмет мистический и культовый, неподготовленному субъекту без защитных ритуалов никаких дел с ней иметь не следует. А в магическом мире я вообще не собиралась даже приближаться к "игрушкам". Пусть лучше считают магеву слишком высокомерной и заумной для невинных забав с марионетками, от меня не убудет, а нервы целее будут, и, как знать, только ли нервы.

Поняв, что из меня не выйдет восторженной поклонницы балагана, красотка переключилась на более доступные жертвы. Она с профессиональным весельем в голове воскликнула:

— Но вас-то, господин, мы будем ждать? — и игриво подергала на штанину Герга.

Засмотревшийся в декольте актриски, уставший и совсем нетвердо сидящий на лошади поэт от этой встряски потерял равновесие и свалился прямо на звенящие руки красотки в глубь повозки, откуда донеслось сонное ворчание минимум трех голосов.

— Эй, Щегол, твое седалище нашло местечко по вкусу? — сыронизировал Лакс, на лету перехватывая поводья Белки. — Там до самого Мидана и поедешь, приятель?

— Ох, был бы только рад, — кое-как выбравшись из глубин кибитки, соломы и юбок, простонал поэт под игривый смех красавицы, обвившей его шею руками и залепившей звонкий поцелуй в щеку. — Всадник из меня куда худший, чем из лошади магевы охотник. Зада вовсе не чую.

— А и оставайся, пожалуй, — моментально предложила женщина, проникшись великодушным сочувствием к несчастному поэту, — места в кибитке вдосталь. До Мидана к ночи доберемся. Эй, дядюшка Каро, прихватим попутчика? — балаганщица повернулась и крикнула алорубашечнику.

— Отчего ж не прихватить, — добродушно оскалился тот, выпустив фигурное колечко дыма.

— Правда, Герг, — ухватилась я за ценную идею, — оставайся. Чего зря мучиться? Лакс тебе денег на дорогу и житье даст, а там, если захочешь, всегда нас найдешь.

Щегол смутился, поупирался немного, больше для вида, но быстро согласился. Не последнюю роль, полагаю, сыграло пышное бедро женщины, прижимающееся к его боку и ее ласковый взгляд. Вор ссыпал поэту горсть монет разного достоинства и перебросил с седла мешок с барахлом и кое-какой едой.

— Вы уже знаете, где остановитесь? — спросил напоследок Птица.

— Там где мягкие постели, чистое белье, горячая вода для мытья и хорошая еда, — озвучила я скромный перечень требований.

— Тогда я вас быстро отыскать смогу, — мигом успокоился Щегол, мы попрощались, пожелали балаганщикам удачи, попросили их беречь непутевого поэта и поехали вперед. Вскоре фургоны остались далеко позади.

Теперь не подстраиваясь под черепаший ход Герга, мы двигались куда веселее и быстрее. Я оживилась и вновь принялась вертеть головой по сторонам, в надежде узреть первые признаки пригородных районов, пусть не линии электропередачи и вездесущие автомагазины, но хоть что-то, намекающее на близость Мидана. Кейр же все продолжал оглядывался на Птицу, попавшего в заботливые руки красотки-возницы. Она усадила его рядом с собой на отыскавшуюся в недрах фургона подушку, приобняла и что-то нежно щебетала.

— Кейр, шею свернешь! — поддел приятеля Лакс, привязывая поводья Белки к луке седла. — Чего ты на них так вылупился?

— Странный народ, бабы, — задумчиво буркнул телохранитель. — Как они мужиков выбирают? Я мог бы спорить, что ей больше ты глянешься, ну или я, а она на Герга глаз положила. Ни кожи, ни рожи, одни кости. Вот ты, магева, знаешь, почему так?