Алекс Готт - Белый Дозор

— Глотай, глотай, ам-ам, — торопливо затараторил китаец Зиу, — быстро-быстро. Ну? Что чувствуешь?

Говорил он с тем смешным и милым кантонийским прононсом, что и положен каждому выходу из Поднебесной. Вообще, из всей этой трехглавой компании Зиу был, похоже, самым подвижным и темпераментным.

Лёша проглотил снадобье, и в первый момент всё внутри у него оцепенело. Длилось это состояние чуть больше секунды: дыхание прервалось, сердце замерло, словно решаясь на что-то, но тут же и зачастило, расправились легкие, зашумела, забурлила в жилах кровь, Лёша почувствовал, как ноги и руки его потеплели, от озноба не осталось и следа. Он всё еще не мог повелевать своим телом, но чувствовал его, ощущал ток жизни, ее восхитительный, восторженный жар.

— О, как же мне хорошо! — не просто сказал, а ликующе воскликнул Алексей. — Что это? Какой-то растительный наркотик?

На лицах Лечуний появилось недоумение, сменившееся обидой.

— Какой еще наркотик? Нет, это возмутительно! Обвинять честных Лечуний в том, что мы используем кощные чернобожьи яды! Ты кого к нам притащил, Вышата? Этот парень — он вообще кто, хиппи? — разом затараторили все три головы. Вообще Лечуньи были существом нервным, вспыльчивым и интеллигентным, как и подобает всякому настоящему доктору, пришедшему в медицину не ради «стрижки» пациентов, а ради самой медицины.

— Простите, я не хотел вас обидеть, — с раскаянием в голосе попросил Лёша, — просто я сам имею к медицине некоторое, так сказать, отношение, и мне показалось по ощущениям, что это…

— Ни слова больше, Родимир! — со смехом воскликнул Вышата. — Иначе они обидятся и дадут тебе нечто горькое и чрезвычайно слабительное. Наши милейшие Лечуньи не любят, когда им задают вопросы о происхождении и свойствах приготовленных ими снадобий. И, клянусь Перуном, лучше никогда не пытаться разузнать рецепт того или иного отвара или порошка. Гнев их будет ужасен, ведь они лишь на первый взгляд такие, гм… безобидные.

— Не слушай этого мистера древнего старца, он всегда преувеличивает. Причем это у него не приобретенное, а врожденное, — с беззлобной усмешкой молвила голова индуса-Манга. — Помнится еще в относительно молодом возрасте, когда в его бороде днем с огнем не сыскать было седого волоса, уже тогда этот сэр ходил по нашему славному острову и всех пугал концом света. Который, справедливости ради надо сказать, конечно, наступил, но всё же не в таких масштабах, как предсказывал синьор Вышата.

— По острову? — простонал Лёша. — По какому еще острову?

— Лечуньи называют так нашу утонувшую старушку Атлантиду, — вежливо пояснил Вышата. — Помнишь, я рассказывал тебе про Навьи дела в Бермудском треугольнике? Вот что бывает, когда зона перехода, такая же, как нынче здесь, уходит под воду. Та воронка, гм… испортилась. Вода всё портит, тем более соленая, — вздохнул Вышата, — ничего не поделаешь.

— А почему они… он… почему этот господин в чалме называет вас то мистером, то сэром, то синьором? Он что, был знаком с Джойсом и подсказал ему некоторые места в «Улиссе»?

Вышата одобрительно покачал головой.

— Если ты задаешь такие вопросы, то средство тебе явно помогло и мозг твой не просто работает, но работает хорошо. Нет, он не был знаком с Джойсом, так как ввиду своего облика Лечуньи не больно-то могли разгуливать по улицам городов, путешествовать дилижансом и плавать на пакетботах к ирландским берегам. Но они, тем не менее, по доброте душевной, пытались вылечить от алкоголизма Эдгара По, после чего тот окончательно съехал с катушек и написал две свои самые ужасные вещи.

— Про французскую гориллу и принца Просперо, который хотел потягаться с самой Марой в облике Красной Смерти, — поддакнул тезка вышеупомянутого принца.

— Именно, именно, — подтвердил Вышата, — и ни один неокрепший организм после прочтения этих ужасов не донес малую нужду до положенного для нее места.

Все дружно рассмеялись над этой грубоватой, истинно походной шуткой. Лечуньи осторожно взяли Лёшу на руки. Все шесть их конечностей столь аккуратно поддерживали сломанную спину, что это было сродни специальному матрасу в лучшей лечебнице.

— Второго принесете сами, и всё, вы нам больше не нужны, мы вас не задерживаем, — грубовато бросил Просперо ратникам. — Можете идти, куда вам заблагорассудится, и возвращаться самое раннее к обеду. Вернее, нет! После обеда. А то еще, чего доброго, вы нас объедите.

Высказавшись столь недружелюбно, Лечуньи повернулись к ошеломленному их поведением отряду и с невероятной скоростью удалились, делая плавные, огромные шаги. При этом Алексея они несли настолько бережно, что он в процессе движения вообще ни разу не шелохнулся, словно лежал на одном месте.

В глубине леса, на вырубленной посреди непролазной чащи поляне, красовался возведенный из здоровенных деревьев домище, высотой под стать своим владельцам. Дом окружал широкий ров, ничем не наполненный, но зато дно его было утыкано острейшими стальными прутьями, и на прутьях этих Лёша с содроганием приметил иссохшие, скрюченные тела в истлевшей одежде. После рва дом был обнесен очень высоким, плотным частоколом, а сверху, для пущей надежности, в заостренные бревна были вбиты те же заточенные стальные прутья — не перелезть. На воротах прибит щит, на щите бронзовый пиратский барельеф «Веселый Роджер»: череп со скрещенными костями и бронзовыми буквами выложенная по-английски надпись «Beautiful Property. No Trespassing. Danger to kill».

— Ничего себе! — изумился Алексей. — Да вы, я вижу, не больно-то гостеприимны, дорогие Лечуньи.

— А ты не больно-то молчалив, — заметил Зиу. — А потом, знаешь, что я тебе скажу: поживешь с наше — начнешь ценить возможность жить в крепости, особенно когда в эти места забредают проклятые яссы. У нас хоть и шесть рук и в бою мы стоим целой тучи этих тварей, но всё же крепкие стены — это далеко не лишнее, поверь. Живем мы одиноко, помощи не докличешься, так что всё приходится делать самим. Это ведь по лесу только тогда шляются толпы Дозорных из Белого Города, когда у них кого-нибудь подранят ясской, в Гнилояри заговоренной стрелой с черным кощным ядом из Бесова болота, а их недоучки-знахари не в силах врачевать такие раны. Вот уж они и бегут сюда сломя голову: «Ах, помогите, очередной герой всех мыслимых сражений вот-вот окочурится!» А вот, чтобы, скажем, предложить выставить здесь караул, дружины в две-три и содержать его не за наш, разумеется, счет, об этом и речи никогда не было. Эх, да что там говорить, с таким отношением поневоле станешь записным брюзгой.

— А надпись у вас почему по-английски? — не унимался Лёша.